Раб и меч - Сэм Альфсен

нетронутый лес и русло реки. Нуска долго смотрел на полотно, ему даже показалось, что он когда-то бывал в том лесу. Возможно, это связано с его утраченными воспоминаниями о жизни в племени?

Нуска сорвался с места и побежал на улицу, но… очень быстро об этом пожалел.

Дом семьи Аргаль стоял на самом краю Хаваны, вдалеке от торговых улиц. Стоило Нуске добраться до жилых домов, как он услышал крики, стоны и непрекращающийся ни на секунду плач. В нос ударил терпкий запах, на этот раз его не мог не почувствовать даже Нуска. Запах тёмной дэ.

Больные лежали прямо на улицах. Они не могли вернуться домой, не могли обратиться за помощью – любой контакт с ними вёл к заражению.

Но Нуска тут же бросился на помощь. У него уходило несколько часов на то, чтобы облегчить боль одного человека. А в ушах без остановки стучали последние слова Вьена: «Это ты виноват. Это ты виноват. Это ты виноват».

Темнело и светало. Темнело и светало. Нуска не знал, сколько дней там провёл. Но совсем недавно заразившиеся… уже стали трупами.

Эта болезнь заставляла человека гнить заживо. Она вызывала невыносимые страдания, а потому Нуска круглые сутки слышал крики. Под его рукой не единожды останавливалось чьё-то сердце.

Он был слишком слаб, чтобы спасти хотя бы одного, но и не мог уйти.

Однако некоторые хаванцы тоже оказались невосприимчивы к болезни, но… вместо того чтобы помочь умирающим, они один за другим покидали город. Один из них настойчиво предлагал Нуске поехать вместе с ним:

– Эй, пойдём. Тут уже ничем не поможешь. Я тоже лекарь, но не смог спасти даже свою жену. Если ты слишком долго пробудешь среди больных, то всё равно можешь заболеть. Никакой иммунитет тебе не поможет.

Но Нуска молчал.

– А, так ты из семьи Аргаль? Ещё один… Ну, здесь ваш род и прервётся. Что отец, что сынок строят из себя спасителей. Но кого вы спасли? Хотите умереть героями? Некому будет вспоминать о вашем геройстве. Хавану не спасти.

Когда этот человек ушёл, Нуска, пошатываясь, встал. И направился через весь город к фонтану.

На главной площади покоилось огромное количество трупов. Запах стоял невыносимый, а гной и странная жижа полнили улицы.

Нуска действительно отыскал своего отца. Он лежал на земле, а последние капли его энергии перетекали к больному ребёнку. И Асмий, и ребёнок умирали.

Нуска лёг рядом с отцом, обнял его и, делясь остатками своей энергии, тихо сказал:

– Папа, прости меня. Вьен сказал, что это я виноват.

Даже когда тело Асмия остыло, а его всегда строгие черты лица смягчились, а затем заплыли, Нуска не поднялся.

Он ничего не умел, ничего не знал, да и ничего не хотел. Его домом была Хавана, но теперь она уничтожена.

Через несколько дней запах болезни испарился. Тогда пришёл Вьен и забрал Нуску.

– У тебя снова этот безумный взгляд. Мне опять придётся стереть твою память. Не переживай, я тренировался. На этот раз ты не забудешь язык, я даже сохраню некоторые воспоминания о жизни в Хаване. Эй, не плачь. Я только что тебя стукнул, а ты даже не моргнул. Ты понимаешь, что мы не сможем выжить, если ты будешь в таком состоянии? Нуска, обещаю, я позабочусь о тебе. И когда-нибудь я обязательно верну тебе воспоминания об этих днях, но сейчас мне придётся запечатать твою память и навыки. Нам нельзя выделяться. С этого момента ты не Нуска Аргаль, ты – просто мальчик из трущоб. У нас больше нет дома и нет благодетеля. Асмий однажды спас мне жизнь, в память о нём я позабочусь о тебе. Верь мне, Нуска.

Последнее, что помнил Нуска, – это обжигающий вкус крови Вьена. Очнулся же он уже на дороге, ведущей в столицу Скидана.

Глава 103

Самый страшный суд

От неприятных воспоминаний лекаря отвлекла лишь одна очень значительная деталь. Нуска стоял и, приподняв недоумённо бровь, наблюдал, как его корабль несётся по волнам обратно к Сонии.

С унылым и виноватым видом с берега плёлся насквозь мокрый Оанн. Выглядел он таким несчастным и помятым, что Нуска только вздохнул и отвёл взгляд.

– Господин Нуска! Простите меня! Они так испугались взрывов и этой гнетущей дэ, что решили сбежать! Я ничего не мог сделать! Вы ведь в порядке? Что здесь произошло?

Нуска был не в настроении обсуждать что-либо и просто отвёл взгляд, уставившись в землю. Он всё ещё не отошёл ни от произошедшего, ни от внезапно нахлынувших волной воспоминаний.

«Нет никаких сомнений. Это он погубил моих родителей, это из-за него пострадали лесные племена и Хавана. Нет, не пострадали. Он… истребил их. Но он всё ещё эрд Скидана и его щит. Если я безмозгло начну мстить, то пострадает моя родина. Моих отца и мать не вернуть, но и эрда… я никогда не прощу».

Нуска застыл на месте и стал вслушиваться в голоса, доносящиеся из глубины леса.

– …потери.

– Эрд Син, вы ещё слишком слабы, давайте хотя бы поднимемся на корабль…

– Доложите о потерях.

Помощники вздохнули:

– Двадцать тысяч солдат регулярной армии и две тысячи стражников Эрьяры.

– Сорок семь тысяч мирного населения. Большая часть погибла от голода. Наместник Дарвеля ввёл неподъёмные налоги, а также обирает всех торговцев, которые едут с Сифы. Всё наше зерно они отправляют в Дарвель. Самые большие проблемы сейчас в Эрьяре, столица всё ещё оккупирована, но вражеские подразделения не могут попасть под купол. Однако… он слабеет с каждым днём. Но даже если купол падёт… вряд ли в столице остался хотя бы один живой человек. Все, кто не успел эвакуироваться, оказались в осаде.

Нуска до скрипа стиснул челюсти. Все жители Эрьяры… Неужели они мертвы?

Не в силах больше оставаться в тени, Нуска бросился через лес и вернулся на поляну. Син стоял, используя свой меч как трость. Лекарь содрогнулся в который раз, когда его взгляд столкнулся со взглядом голубых глаз.

– Лекарь Нуска… вы нам нужны, – вдруг заговорил Нарид.

Нуска хмыкнул:

– Что, старикашка, забыл, как вы с Вильной выгнали меня из Эрьяры? А теперь-то что, я стал так силён, что зовёте меня обратно?

– Ладно, теперь я узнаю Нуску, – выдохнула Вильна и закатила глаза. – Нуска, ты же хотел вернуться в Скидан? Что, хочешь наблюдать, как наша страна гниёт в руках дарвельцев?

Нуска сощурился.

– А сами не хотите спасти свою страну? Я не аристократ, не должностное лицо, не солдат. Так что посижу в сторонке и понаблюдаю,