В памят(и/ь) фидейи. Книга первая - Лилия Талипова

осталось еще много, но ответы оказались разрознены, тяжело свести воедино. Поэтому я обратилась к памяти Ивет, но нашла в них нечто иное, возможно, более ценное, хотя тогда мне так не казалось. Наконец, кажется, что я близка к разгадке.

XXV

– Итэ.

Я присела рядом с кучерявым мужчиной, который даже в баре сидел в солнцезащитных очках.

Он обернулся, наверняка смерил меня оценивающим взглядом и отшатнулся.

– А я-то думал, ты уже не придешь, – скучающе бросил он и отхлебнул.

– Ты ждал меня? – поправив полы платья, я пристроила сумочку на коленях.

– Нет. Чего ты хочешь, фидейя?

Он всем видом демонстрировал свое неудовлетворение моим присутствием. Смотрел куда угодно, но не на меня, отпивая из стеклянной бутылки, растягивал слова.

– Для начала скажу, что у меня есть. – Я старалась подыграть ему. Обернулась к бару, заказала коктейль, и, только когда Итэ наконец повернул голову на четверть, выражая ожидание, я продолжила: – Есть у меня кое-что, что настроит против одного маленького божка всех фидей, включая каждую предшественницу, а также всех итейе, – тонко, тихо и сахарно пропела я, принимая свой заказ, и сразу же сделала глоток.

Итэ холодно рассмеялся и вновь приник к бутылке.

– И что же ты хочешь за неразглашение такой важной, – он сделал наигранное ударение на слово «важной», – информации?

– А еще я знаю, чего ты хочешь.

Итэ обернулся ко мне целиком, облокотившись с одной стороны на стойку, с другой – на спинку стула. Я неторопливо потягивала коктейль, маринуя его в своем превосходстве.

Но правда в том, что я боялась. Я была недостаточно обнажена, чтобы защититься. Не могла доподлинно оценить, сколько он успел понять обо мне за то короткое время, пока я там находилась.

– Ближе к делу, фидейя, – прохрипел он и вновь отвернулся.

– Клеменс.

– Eh! Извиняюсь, – протянул он на канадский манер, ясно давая понять, что уже изобличил, откуда я. – Ближе к делу, Клеменс. – Вновь глоток.

– Ты подаришь мне жизнь. И не только мне, но об этом позже.

– Хочешь жить вечно со своим дружком? Не выйдет. Вечно не бывает, – в голосе сквозила надменность, притом звучал он очень серьезно, будто разговаривал с равным либо, напротив, чего-то опасался.

– Не вечно. Я хочу успеть насладиться жизнью сполна, прежде чем отдам ее.

Вот оно. Я посыпалась. Раскололась. С тем же успехом могла закричать, что боюсь смерти и боюсь потерять любимого. Итэ все понял, но промолчал.

– Какая-то нечестная сделка. Я просто ничего не лишаюсь и остаюсь при своем, а ты получаешь.

– Чего тебе еще нужно? – нервно спросила я, бросив все силы, чтобы не дать ноге начать труситься.

Он приник к моему уху, опалив его мерзким дыханием человека, не просыхавшего вечность, и прошептал.

– Тебя, – с тем вновь особенно безумно расхохотался.

– Я феникс, – выложила на стол последнюю карту.

– Ложь. Ведьм фениксов не бывает, – несмотря на недоверие, Итэ посерьезнел.

Я не знала, позволил ли он сомнению просочиться в свой голос намеренно, игры ради, либо же это случилось внезапно, от шока.

– Ты слишком недальновиден для того, кто отнял эфир Ивет. Жаждешь проверить?

Я вскинула бровь и, вспомнив о своем напитке, вновь отпила. Хотелось осушить стакан до дна, в горле было слишком сухо, но то могло скомпрометировать меня еще больше.

– А где гарантия, что ты не предашь меня? – спросил он так тихо, чтобы точно услышала только я.

– Доверие, Итэ. Слыхал о таком? – шепнула я ему на ухо, мысленно празднуя победу.

– Ни разу. Что это?

– Просто назови цену.

– Твоя память. И сила.

Было бы ложью утверждать, будто я не знала, что он запросит именно это. Но все же надеялась сохранить их при себе. Момент триумфа прекратился, не успев начаться.

– Хорошо, – выдохнула я. – Что-то еще?

– Ты все равно умрешь. Притом дважды.

– Знаю.

– Приходи сюда через неделю, мне надо в книжках покопаться. – Он прогнал меня как шавку, а я и рада повиноваться.

Но не могла просто оставить его в покое, а потому сошла с высокого стула и вновь приникла к уху Итэ, стараясь не просто опалить, а сжечь его дыханием. Хотела заразить тем огнем, который сжигал мое сердце, из-за которого тлела надежда.

– Не забывай, что сегодня я нашла тебя. Найду и впредь. Не думай, что сумеешь спрятаться от гнева итейе.

– У. Ты так больше не пугай, фидейя. А то я и возбудиться могу.

Мерзкий. Мерзкий божок. Я уповала то, что он сдержит свое слово. Иначе сделала бы вы все, только бы помешать ему достигнуть единственной цели последних пяти тысяч лет.

XXVI

Все могло складываться значительно лучше, не думай я о Томасе в самые неподходящие моменты. То чувство не смахивало на влюбленную одержимость, я не раздевала его в мыслях, не планировала свадьбу, даже не желала, чтобы он внезапно оказался рядом. Хотя нет, хотела… Наверное, я действительно тосковала по нему, как по тому, кто проявил участливость и заботу, быть может, испытывала легкое чувство вины за то, что не отплатила за его доброту в полной мере, а вместе с тем не могла унять горящий стыд от одной только мысли подступиться первой. Мне хотелось, чтобы это сделал он. Вместе с тем не переставала думать о том, с кем его видела тогда – в Хижине Бергли.

В некотором смысле фидэ была благодатью, ведь не давала мне совсем утонуть в мыслях о том, с кем мне не стоило, да и, вероятно, не суждено, быть вместе. Все больше и больше мне казалось странным, что все вели себя так, будто фидэ – это не меньше, чем ниспосланное Богом благословение, которое мы принимаем как чудесный нектар, а он открывает наш разум высшему. На деле же я помнила лишь странные, несвязные обрывки. Никаких знаний, совсем ничего.

Уставшая от нескончаемой пыльной тиши, я покинула библиотеку и вновь двинулась по коридорам. От массивных дверей прямо, минуя длинный пролет, затем налево, по лестнице вниз и в единственный коридор, завершающийся очередными громоздкими дверьми. Выйдя из них, попала в подобие того самого места в доме, где принято снимать обувь и верхнюю одежду, никак не могу вспомнить название. Пара зеленых диванов у бежевых стен, над ними длинные прямоугольные зеркала. В приглушенном свете нескольких свеч я взглянула на свое отражение. Там была я и