"Фантастика 2025-65". Компиляция. Книги 1-29 - Виталий Свадьбин

Да и замечательно, что не заделал! Он бы тогда точно разводиться не надумал! Да и что-то подсказывало мне, что Настенька едва ли была бы хорошей матерью. А смогла бы я стать хорошей матерью не своему ребенку?

— …Так, может, другой кто справный найдется.

Дети, да... Когда-то я хотела много детей, да не сложилось — то безденежье, то работа, то кандидаты в отцы все какие-то ледащие, как выразилась Марья. Одну дочку только и вырастила. Может, теперь бы я и родила еще. Потом, как обустроюсь и разберусь, что здесь к чему.

Нянька прищурилась.

— Али ты все по аспиду сохнешь? Помнится, плакалась ты: суров, холоден, и тебе никогда люб не был, и ты ему постыла.

— Не помню. И по Виктору плакать не стану. Только сейчас-то я сама себе хозяйка, а муж начнет свои порядки наводить.

— Так это смотря какого мужа возьмешь, — снисходительно заметила Марья. — Прадед твой жене поперек слова не говорил, да и дед старался с бабкой не закусываться. Про батюшку и говорить нечего. — Она задумчиво добавила: — А может, потому батюшка лишний раз старался с женой не ссориться, что понимал: не держи она его в ежовых рукавицах, добром не кончится.

И не кончилось, когда некому контролировать стало.

— Зачем мне такой муж, который поперек слова не скажет да за которым самим глаз да глаз нужен? — пожала я плечами. — Еще хуже, чем если бы совсем его не было.

— Так деточки же, — напомнила Марья. — Без мужа-то никак!

Кажется, пора менять тему.

27.2

— Лучше расскажи мне, как этой благословенной магией пользоваться.

— Так мне откуда знать! — всплеснула руками Марья. — Это ж ваши господские штучки. Да только как я кумекаю, и вас-то не особо этому учат. Редко какой так повезет, что мать али бабка с даром. А не повезет, придется самой до всего доходить.

Ладно, самой так самой — как будто в первый раз.

Я погладила стену у окна. Может, и правду сказал Виктор, что дом словно живой и радуется. Может, это моя магия, про которую я сама не знала, вдохнула в него подобие жизни.

Надо порыться в маменькиных журналах, вдруг да и отыщется, что делать с магией. Или достаточно просто любить свой дом и заботиться о нем не через силу, а с радостью, как это делала я?

— Хорошо, спасибо тебе. Извини, что напугала.

— Да за что, касаточка! Радость-то какая!

Вот только радость эту, пожалуй, стоит придержать при себе.

— Ты уж не сильно болтай о моей магии, хорошо? — попросила я.

— Да как это! Как о таком всем соседям не рассказать? Ни у кого ведь в округе благословения нет. Любо же дорого будет посмотреть, как аспида перекосит!

— Так он ведь обратно жениться прибежит! А если тут другие женихи в очередь выстроятся? Этак до смертоубийства дойдет!

А мне потом в саду трупы закапывать? Вот счастье-то!

— Да и вообще, как будто мне забот мало, только женихов разгонять!

— Не разгонять, а привечать их надо! — Марья вздохнула. — Ну, если ты так просишь, не буду. Подожду, пока порядок наведешь. А то, в самом деле, сватовство да свадьба — дело хлопотное, а у нас в саду конь не валялся. Вот урожай соберем — можно будет и женихов выбирать.

Так, похоже, Марья всерьез решила пристроить свою касаточку в добрые руки. Напомнить ей, что мне еще развестись надо, прежде чем женихов присматривать? Не стоит. До осени даже думать не хочу о пока еще муже!

…Впрочем, на следующий день он сам напомнил о себе, прислав все того же белобрысого хама со свертком. Странно, но при виде лакея я ощутила что-то вроде сожаления — хоть и понимала, что жалеть не о чем. Явился бы сам — вышел бы еще один скандал, только и всего.

— Барин велел вернуть с благодарностью, — сказал Иван.

В этот раз он вел себя куда приличней, даже поклонился, здороваясь. Вряд ли Виктор поверил мне и устроил выволочку, должно быть, мгновенная карма запомнилась. Еще, поди, Иван решил, что ячмень, раздувший веко так, что от глаза осталась только щелка,— моя заслуга. Я попыталась припомнить, не было ли каких-то признаков начинающегося воспаления вчера, но не смогла. Не разглядывала.

— Подожди в сенях, я сейчас вещи твоего барина принесу, — велела я ему.

— А можно Марью позвать? — робко спросил парень. — Больно здорово она ячмени…

Я уже приготовилась услышать «выкатывает», и на языке сама собой закрутилась лекция об опасности прогревания гнойников, но Иван закончил:

— … заговаривает.

Заговаривает — это ладно, это пусть. Лишь бы в глаз не плевала и яйцом не грела. Дома я бы посоветовала антибактериальные капли, но тут, пожалуй, только заговор и поможет.

Я кликнула няньку, пояснив ей, в чем дело.

— Сглазил кто, — пожаловался Иван. — Вчера и следа не было, а сегодня вон как. Ты уж заговори, бабушка.

— Эк угораздило-то! Сейчас нитки принесу!

Когда я вернулась в сени с одеждой Виктора, перевязанной бечевкой в сверток, Марья обматывала ниткой пальцы парня. Тот покосился на меня, но промолчал. А я-то уж точно уходить не собиралась.

— Значит, запоминай. — Похоже, слова Марьи предназначались не только «пациенту», но и мне. — Нитка непременно черная. Пальцы — средний и безымянный, на той руке, где глаз чистый. Три восьмерки, потом три узла. Так и без заговора само пройдет. — Она откусила нитку и добавила: — Три дня не снимай, а то снова раздует.

— Ты все же заговори, баб Марья. Для верности.

Марья вздохнула. Дернула парня за лацкан шинели, заставляя нагнуться, и сунула в глаз «фигу», приговаривая:

— Ячменек, ячменек, на тебе кукиш, что себе купишь. Купи себе топорок, руби поперек. Вот так. — С этими словами она перекрестила кукишем глаз парня. — Все, иди.

Провожать Ивана я не стала, ушла в дом. Хорошо, что сам не приехал. И все же почему-то было обидно. Я прогнала эти мысли. И без него проживу.

В следующие дни мне было не до Виктора и воспоминаний о нем.

Пришлось заново утыкать окна в девичьей. В людской они точно