журнал "ПРОЗА СИБИРИ" №1 1995 г. - Владислав Крапивин

угольный люк выскользнул в огород старика Пыжова. В темноте он налетел прямо на Шурика. Был момент, когда Шурик понял — Соловей сильнее... Не окажись рядом Роальда, Шурику пришлось бы туго, но, к счастью, Роальд оказался рядом и не зря вокзальные грузчики держали Роальда за грубого...

Обобрав с одежды обрывки картофельной ботвы, Шурик присел на какой-то ящик. Его трясло. Роальд хмуро сказал:

„Сашку ранили."

„Где он?"

Роальд хмуро кивнул в сторону дома.

Сашка Скоков лежал на старом половике, брошенном в тень забора. Вышедшая луна ярко освещала запущенный двор и повязанных подельников Соловья. Рядом стоял, нервно потирая длинные грязные руки, хозяин дома — спившийся мужичонка в потасканной телогрейке. Не останавливаясь, сам себя не слыша, он повторял одно и то же: „Чего это, мужики, а?..“ Несло перегаром, кислятиной, землей, кто-то из милиционеров по рации вызывал скорую, у всех были злые лица.

„Ты как?" — спросил Шурик.

Держась за плечо, Скоков беспомощно хмыкнул:

„Да ладно..."

И улыбнулся.

Эта беспомощная улыбка доканала Шурика. Он даже закуривать не стал. Он слова больше не сказал. Сжав кулаки, он вернулся в огород. Костя-Пуза, в наручниках, лежал в картофельной ботве и злобно скрипел зубами. „Ты, мент! — шипел он, пытаясь разглядеть отворачивающегося Роальда. — Я тебя поимею!"

Роальд курил. Казалось, он ничего не видит, но появление Шурика его насторожило.

„Мотай отсюда, — сказал он грубо. — Скокову помоги, или там ребятам."

„Да ладно, — благодушно кивнул милицейский капитан, очень довольный тем, что ранен не его человек. — Я ж понимаю. Пусть набежит... Темно...“

Шурик смаху пнул Соловья в лицо.

Крысы! Подонки! Что позволяет им плодиться с силой такой невероятной, такой неистовой?..

И снова бросился на Соловья.

Он ничего не видел, он ничего не чувствовал. Он бил ногами хрипящего, катающегося в картофельной ботве Костю-Пузу, а милицейский капитан, благодушно придерживая за плечо Роальда, в общем-то и не рвущегося остановить Шурика, благодушно приговаривал: „Да пусть набежит. Чего там!“

И советовал: „Набеги, набеги. Легче будет.“

Крысы, подонки, плесень, расползающаяся по углам. Тараканы, забившие каждую щель...

Шурик, наконец, взял себя в руки, зло глянул на Роальда: „Почему ты меня не остановил?"

Роальд усмехнулся:

„А ты бы остановился?"

Ладно... Хватит воспоминаний...

Шурик открыл номер, водрузил поднос на тумбочку и с кружкой пива в руках прошел на балкон.

Может, Роальд прав? Может, всех простить? Всех этих Пуз и прочих подонков, с которыми так нелепо, так долго, так неэффективно возится государство?..

Смеркалось.

Душно пахло травой, вялыми листьями.

За темными кустами сирени Константин Эдмундович, первооткрыватель, а, может, первопокоритель, упорно гнался за каменным пионером, держа в руке серп.

Снизу, из кафе, донеслось:

— Пришел, значит, мужик в столовую...

— Да сгорит она, — сипло перебил рассказчика Лигуша. Кажется, он перебрался за столик парагвайца и его приятелей. — Вот на' той неделе сгорит!

— Да пусть сгорит, ты мне не мешай, — обозлился Гаргос. — Ты ж еще не спросил, о какой столовой я говорю.

— Да бывшая орсовская, — сипел Лигуша. — Чего спрашивать? Она и сгорит.

Шурик вздохнул.

Мне двенадцать. Через шесть лет отдамся миллионеру. Телефон в редакции.

Уходя от Шурика, Лера сказала: ты работаешь на помойке, не хочу, чтобы тебя убили на помойке. Ты столько дерьма насажал в тюрьмы, что тебя все равно убьют. Чем больше дерьма вы сажаете в тюрьмы, тем больше его вываливается обратно. Не хочу жить на помойке вдовой!..

Шурик вздрогнул.

Телефонный звонок раздался так неожиданно, что с балкона сорвались ко всему привычные воробьи.

Звонить мог только Роальд. Самое время обменяться первыми впечатлениями о человеке, пятнадцатого которого убьют. Почему-то именно дата вызывала в Шурике раздражение.

Он вернулся в комнату и поднял трубку.

— Ты уже лег? Это я, твоя ласковая зверушка! Чувствуешь, какая я ласковая и гибкая? Это потому, что в прежней жизни я была кошкой...

— Да ну? — удивился Шурик. — Ты это точно знаешь?

— Еще бы! — простонала невидимая собеседница, опаляя Шурика огнем неземной страсти, и задышала тяжело, неровно, многообещающе. — Ты обалденный мужик! Я тебя увидела, сразу решила: отдамся!..

— А где ты меня увидела?

— Куда ни гляну, везде ты! — щедро выдохнула незнакомка. — Глаза закрою, тебя вижу. Хочу погладить тебя. Я нежная.

„Барон!.. Барон!.." — донеслось с улицы.

Я схожу с ума, догадался Шурик. Не надо было приезжать в Т. Когда-то в Т. я чуть не сошел с ума, спасибо сержанту Инфантьеву...

Он был уверен: звонила Кошкина...

Анечка Кошкина, обидчица Лигуши...

Правда, в автобусе голос ее звучал низко и злобно, а сейчас звенел, как ручей, как эолова арфа, как морской накат на таинственном берегу. Кошкина умоляла: не набрасывайся на меня сразу! В голосе Кошкиной волшебно подрагивала туго натянутая струна: не торопись, не спеши, я все равно твоя!..

— Послушайте, — сказал Шурик. — Вы, наверное, ошиблись.

Голос Кошкиной изменился:

— Сорок семь тридцать три?

— Сорок семь тридцать два.

— Я в суд подам на телефонную станцию!

— Послушайте, — сказал Шурик. — Не стоит, наверное. Я все равно хотел с вами поговорить.

— „Поговорить"! — фыркнула Кошкина. — А предоплата?.. Я не шлюха, чтобы работать бесплатно. И не проститутка, чтобы бежать на первого, поманившего сам nil. Я помогаю робким стеснительным мужчинам. Мой телефон, он для тихих мужчин. Мне вообще ни с кем не надо встречаться.

— А выбор?

— Какой выбор? — Кошкина растерялась.

— Не думаю, что у вас есть разрешение на работу с тихими стеснительными мужчинами. А вот я имею право на отлов всех, кто неофициально работает с мужчинами, даже стеснительными и робкими.

Шурик усмехнулся:

— Выбор прост. Или я со скандалом прикрываю вашу лавочку, или помогу вернуть стоимость рога... А?

Кошкина удивилась:

— А ты кто?

— С этого и следовало начинать.

— Ну давай начнем... — Кошкина, похоже, не собиралась сдаваться, но и Шурик не собирался длить дискуссию.

— Завтра в два, — сказал он. — Около „Русской рыбы“.

— Почему в два?

— Мне так удобно.

Две неразлучных подруги желают создать семью нового типа — две жены и один муж. Ищем счастливца.

Шурик допил пиво, закурил и вышел на балкон.

Снизу доносилось пьяное сипение Ивана Лигуши:

„Ему полморды снесут! Мало ли, что тихий! Замахивается, паскуда!"

Неясно, кого он имел в