Преддверие войны - Алексей Птица

возле выхода из музыкального училища меня уже ждали. Я специально нанял локомобиль типа ландо, чтобы иметь возможность смотреть на улицы через застеклённые окна. Когда он остановился, я долго расплачивался, наблюдая местом, где стояла девушка.

Мимо неё проходили другие девицы, коих здесь оказалось огромное количество, но сейчас они не представляли для меня интереса. Елизавета стояла недалеко от входа и забавно высматривала кого-то среди прохожих, теребя в руках маленький батистовый платочек. Надеюсь, что это она меня так ждёт. Действительно, как только я вышел из машины и увидел её, а она заметила меня, то сразу же порывисто шагнула мне навстречу, забыв на время о девичьей гордости и правилах приличия. Впрочем, если я бы за ней пристально не наблюдал, то я и не заметил этого.

— Здравствуйте, Елизавета!

— Добрый день, Фёдор!

— Я смотрю, вы сегодня пришли без матушки?

— Да, мне разрешили прогуляться с вами одной.

— Позвольте же тогда поцеловать вашу руку⁈

Лиза тут же с готовностью протянула свою ручку.

— Очень рад. Идёмте.

— А вы куда собираетесь меня повести?

— А куда скажете, туда и пойдём, но я думаю, что ваши родители обеспокоятся, если вы станете долго отсутствовать, поэтому предлагаю доехать до ближайшего к вашему дому кафе и немножко посидеть там, за чашкой чая и сдобной выпечкой, как вы на это смотрите?

— Положительно.

— Тогда едем.

Поймав извозчика, мы доехали до ближайшего кафе, на которое указала Лиза, и посидели там, но недолго, насколько ей определили время. Выпив чая со сладостями и поболтав в течение полутора часов, я проводил девушку до подъезда и вернулся в общежитие.

Разговаривали мы с Лизой о многом, и в то же время ни о чём. Девушка оказалась начитанной, но в сфере инженерии ничего не смыслила, к тому же, не обладала даром, что огорчало, в остальном всё в ней оказалось выше всяких похвал.

Пока мы сидели в кафе, я успел её рассмотреть и понял, что хочу с ней встречаться и дальше. Мила, стройна, скромна, неглупая, осталось узнать её внутренние достоинства, до времени скрытые платьем, но это получится, когда дело к свадьбе пойдёт, хотя ужасно хотелось увидеть уже сейчас.

На этот раз я заказал себе и девушке чай и немного выпечки, ей больше, а себе поменьше. Не то, чтобы я жадничал, просто много сладкого не люблю, лучше уж мяса поесть, а судя по Лизе, её дома не баловали. Она сначала скромничала, но пирожные даже на вид казались очень вкусными, и она сдалась, съев их все.

— Ой, а сколько уже времени? — вспомнила она о наказе отца.

— Пять часов вечера.

— Мне пора домой.

— Позвольте, я вас провожу.

— Конечно, а то уже скоро начнёт темнеть.

Проводив Лизу до подъезда и договорившись о нашей следующей встрече, тоже через неделю, раньше ни я, ни она не могли, я отправился восвояси, со смешанным чувством радости и смущения. Вроде я всё правильно делаю, а перед Женевьевой как-то неудобно, хотя, где она, а где я! Но пока шёл, перестал о том думать, и мысли мои переключились на реализацию идеи с пистолетами.

Сейчас не получится ничего сделать, а вот летом, после практики, я смогу что-то создать в железнодорожных мастерских. Даже самостоятельно, но если Пётр ко мне приедет и поможет, то и вообще всё получится в лучшем виде. По этой теме я уже смог накопать много чего интересного, и в голове стал сформировываться детальный план. Надо пробовать, вот сессию сдам, практику отработаю, и вперёд. Эх…

* * *

В это же время Женевьева спокойно готовилась к сессии, сдавая один из ключевых зачётов. В эти дни она полностью погрузилась в учёбу и ни о чем более не думала, даже муки сладкой любви отступили на второй план, если не на третий. Зачёт она успешно сдала, и теперь отдыхала в сторонке, когда к ней подошла Марфа, которой только предстояло войти в аудиторию.

— Ну как, зачёт сдала?

— Уф, мучили меня, еле ответила. Надо уходить с этого факультета, но папенька сказал, что только с третьего курса разрешит, вот мне учиться ещё два года придётся.

— Ничего, немного помучаешься, а потом привыкнешь.

— Привыкну, но не хотелось бы.

— А ты слышала, что Пётр фон Биттенбиндер завёл себе подружку? — задала Марфа главный вопрос.

— Нет, да мне всё равно, завёл он себе кого или нет, это его личное дело, — безразлично ответила Женевьева.

— Да, мне тоже всё равно, но интересно же! Он да Дегтярёв без подружек ходили, у остальных либо были, либо нашли гораздо раньше. А тут раз, и оба с подружками.

— В смысле оба? — насторожилась Женевьева, — ты же об одном говорила?

— Да, но тут я узнала, что и Дегтярёва видели с одной девицей. Впрочем, только совсем недавно видели, и только один раз.

— Вот как? И когда это они успели познакомиться?

— Я не знаю, сначала Петра увидели, да он и не скрывался, потом кто-то, я уже и не помню, увидел Дегтярёва, провожающего девицу.

— Они под ручку держались? — поджала губы Женевьева.

— Не знаю, вроде нет, а что? — улыбнулась Марфа, хитро глядя на Женевьеву. И Женевьева поняла, что Марфа начала что-то подозревать, а это очень плохо.

— Если под ручку, значит, дело к свадьбе идёт, а если нет, то мало ли кого он провожал и почему. Мне тоже любопытно, как он познакомился, и с кем. Это совсем не похоже на нашего искателя приключений, вот я и спрашиваю. Ты ведь тоже зачем-то интересуешься их любовными приключениями и мне рассказываешь. А я ведь тебя о том не просила, так чего же ты спрашиваешь меня?

Марфа отпрянула, поняв, что действительно все её подозрения по большей части беспочвенны. А уж подозревать в этом графиню — себе дороже, тем более, Марфа поняла, что Женевьева злопамятная и не простит, если что…

— Ваша светлость, — перешла на официальный тон Марфа, окончательно поняв по выражению лица Женевьевы, что запахло жареным, — да разве я могла подумать, что вы специально интересуетесь чьей-то жизнью? Это я по доброте душевной вам о том рассказываю.

— Хватит! — ещё больше разозлилась Женевьева. — По доброте душевной ты делаешь только одно — кидаешь грошик в воскресный день в ящик для пожертвований в церкви, и не больше.