Там, на островах - Александр Павлович Быченин

себе это представляешь? Вот и приходится идти на поклон к конфедератам. Правда, явление это не столь массовое, как в регионах Иберо-Америки. Строго говоря, мы в космос попадаем по остаточному признаку, потому что отсев. Нас, бразильерос, по языковому признаку, а кубаньерос — по идеологическим соображениям. При прочих равных, конечно же.

Ага, ага! Как говорится, за что боролись, на то и напоролись — вот даже не сомневаюсь, что бразильцы с остальным югом Равнинного Востока из-за языка не контачат.

— И тем не менее, народ в колониях есть! — парировал я.

— Ну да. В самых задницах космоса.

— То есть в таких местах, которые даже для латиносов из беднейших стран слишком? — не поверил я своим ушам.

— Именно. Любое их отребье властям ближе — ведь на одном языке говорят! — едва удержался, чтобы не сплюнуть под ноги, Дьогу. — Как выражаются наши братья-кубаньерос, звериный оскал капитализма!

— Ну да, есть такое, — невольно припомнил я собственные злоключения. — Ладно, это в колониях в целом. А здесь, на Роксане, вы откуда?

— Известно откуда, — снова пожал плечами Дьогу. — Оттуда же, откуда и все остальные. Вербовщики корпорации поработали.

— Да ладно! То есть… все, кто живёт в Порто-Либеро, плюс вы, островитяне, да и «дикие» — это всё трудовые мигранты? — дошло до меня. — Но вы же не из Латинской конфедерации? Кубинцы ещё ладно… но бразильерос?

— Так ты тоже! — пригвоздил меня Маседа убийственной логикой. — Но, тем не менее, на Роксане оказался!

— Я исключение из правил! — без лишней скромности заявил я. — Как и прочие мои немногочисленные соотечественники. А в основном в корпорации англосаксы и японцы. Европейцы ещё нередко попадаются. Но подавляющее большинство всё же выходцы из конфедерации. Дешёвая рабочая сила.

— Не, не все, — поправил меня Дьогу. — Примерно треть по-настоящему местные, они уже здесь, на Роксане, родились. Это те, кому пятнадцать-шестнадцать и меньше. А вот мои ровесники с родителями в раннем детстве на Роксану попали. И тут выросли.

— Слушай! Это же такой масштаб! — в очередной раз поразился я. — Получается, людей сюда десятками тысяч завозят⁈

— Ежегодно, — подтвердил мой приятель. — Ну а чему ты удивляешься? С тобой, к примеру, сколько рекрутов прилетело?

— Пятьсот человек, — припомнил я. — И это только на «Альберте Эйнштейне»! Даже если такая смена раз в месяц…

— Как правило, раза два. А иногда, при ротации, и три.

— То есть от тысячи до полутора тысяч рыл ежемесячно сюда, — прикинул я, — и столько же отсюда?

— Нет. Отсюда столько не улетает. Примерно две трети из числа рекрутов оседают здесь, в колонии. Так что по притоку населения планеты извне баланс положительный, камара Энрике! — окончательно добил меня Дьогу.

Ну да, и не поспоришь. Хоть по нижней планке бери (двенадцать тысяч в год сюда, и только четыре отсюда — уже плюс восемь как с куста!), хоть по верхней (там вообще плюс двенадцать) — а, как ни крути, в районе десяти тысяч новых ртов ежегодно прибывает… и это без учёта естественного прироста населения за счёт детей «местных»! А ведь наверняка ещё есть «нелегальные мигранты», что добираются на кораблях контрабандистов! За примером далеко ходить не надо — Карлос с Бенитой однозначно из их числа. И они вообще никакому учёту не поддаются! Ну и чему я тогда удивляюсь? Да только за те семнадцать лет, что существует концессия, одни лишь корпы на Роксану под двести тысяч человек завезли! То есть с концами, из тех, что на планете обосновались. И везут поныне. Поневоле тут задумаешься о расширении ареала обитания! Так что дона Хайме со товарищи вполне можно — и нужно! — понять и простить.

— Чёрт…

— А ты не в курсе, что ли? А, камара Энрике?

— Вот представь себе! А почему обратно не улетают, когда контракт отработают? — снова задумался я. — Не знаешь?

— Ну, за всех не поручусь, но большинство остаётся в колонии, потому что на родине условия для жизни гораздо хуже, чем на Роксане, — буднично пояснил мой приятель. — Поэтому возвращаются только те, кому есть, куда. И зачем. А из тех, что остаются, примерно четверть приживается в корпорации — получают тёплые местечки, обзаводятся хозяйством и семьями…

— А остальные — к вам бегут?

— Не то, чтобы прям вот бегут… я имею в виду, не от хорошей жизни. И без удовольствия. Они скорее вынуждены… — Дьогу ненадолго задумался, но вскоре продолжил откровенничать: — Корпы не очень-то стремятся лишних людей себе на шею сажать, и поэтому не позволяют зарождаться стихийным поселениям вблизи своих промышленных объектов. Мэйнпорт с его «фавелой» исключение. Так что вариантов обычно три: либо прижился в корпорации, либо отработал и свалил обратно домой — но дураков мало, либо… вали к «местным», а на объектах корпорации не задерживайся!

— То есть не зря «дикие» на корпов зуб имеют…

— И ещё какой! Но там и другие причины есть. Я не очень в курсе, какие именно! — заранее отпёрся Дьогу. — На этот счёт тебе лучше с эскучар эспиритус поговорить. А я с ними дело иметь категорически не желаю.

— Ладно, замнём для ясности… — не стал я настаивать. — А что за места такие ужасные, где народ на работу вербуют? Ну, то есть, где условия ещё хлеще, чем на Роксане?

— Да много где! — закатил глаза Маседа. — Считай, вся Латинская конфедерация! В смысле, её колонии. Клара, Лурдес, Фелисидад… последняя вообще промышленный ад, одни только заводы металлургические, да шахты! И всё это под куполами! Платить приходится буквально за всё, даже за воздух! Как думаешь, сколько желающих туда вернуться?

— Немного?

— Угу. И уж всяко лучше перебраться к «местным» в Порто-Либеро, если корпам ко двору не пришёлся, чем обратно на Фелисидад!

— Плюс «грубияны» гребут молодых и здоровых, не обременённых семьями, — припомнил я личный состав рекрутов с «Альберта Эйнштейна». — А им вообще не улыбается возвращаться в такую задницу!

— Это сейчас корпы стали такие умные, — поправил меня Дьогу. — А раньше, ещё до них, когда только колония была, наоборот, заманивали семейных и желательно с детьми. Моя семья так на Роксану и попала. Отец, мать, и я с младшими — сестрой