Последний Герой. Том 1 - Рафаэль Дамиров

Кабинеты, в основном, закрыты. Проскочил вниз — никого, наверх — пусто. Вернулся в кабинет Палыча.

— Прикажите перекрыть выход, — сказал я ему.

— Не понимаю, — тупил тот, разводя руками. — Почему он убежал…

— Пока мент думает — вор уже в поезде… — тихо проговорил я свою коронную поговорку из прошлой жизни.

Придумал ее как-то давным-давно и частенько использовал. И Черкасов прекрасно ее знал.

Палыч застыл, побелел, будто обратившись в мрамор, глянул на меня, тряхнул головой, словно сбрасывая наваждение.

— Быстрее! — кивнул я на телефон.

Он схватил трубку, нажал на кнопку быстрого вызова.

— Каширин⁈ Это Черкасов. Запечатай выходы все. Никого не выпускать. Ни одна мышь чтобы! Особенно не выпускайте Рябинина. Ищите по зданию. Слышишь? Рябинин!… Конь в пальто! Леньку ловите, говорю, твою мать! Избушку на клюшку! Понял⁈ Войско, бля…

Он хлопнул трубкой об аппарат, поднял на меня глаза:

— Никуда не денется, найдем. Так что же все-таки он натворил?

— Велосипед уж очень дорогой был, — хмыкнул я.

Я не знал пока, можно доверять этому Палычу новой формации или нет.

— Пойдемте, — он достал из сейфа пистолет Макарова. Не ИЖ, его ослабленную копию для ЧОП, а именно боевой макарыч. — Поищем воришку.

Я узнал ствол — наградной. Дали Палычу, когда он задержал отморозка с ружьем, что палил в парке по воронам, а заодно и по гражданам. Черкасова тогда ранило дробью, а после госпиталя ему торжественно вручили этот ПМ и орден мужества.

— Идем, — я рефлекторно провел рукой туда, где обычно висит оперативка. Но кобуры там не оказалось.

Палыч заметил жест.

— Опер — и без оружия?

— Выходной, — пожал я плечами.

Мы выскочили в коридор. Там уже была суета. Носились ЧОПовцы в камуфляже. Прочесывали коридоры, кабинеты.

— Рябинин из здания выходил? — остановил Палыч одного бойца.

— Нет.

— Искать!

— Есть…

Ответил по-военному. Похоже, много в штате бывших спецов.

Мы пробежали коридор. Какой-то закуток. Потом опять коридор. Мимо мелькали запертые двери с табличками: кадры, бухгалтерия.

— Сюда… — кивнул Палыч в сторону лестницы, ведущей, похоже, на чердак. — Он мог уйти через крышу.

Я чуть замешкался. Заманивает? Отвлекает? Если да, то идти никак нельзя. Если нет, то и без меня его возьмет, будь Рябой действительно на крыше. Палыч — опер тертый, справится. А я, пожалуй, вниз пойду, там пошукаю.

— Лучше разделимся, — крикнул я и побежал вниз.

Свернул с лестницы на этаж, заглянул. Внимание привлекла распахнутая дверь туалета. Двери сортиров всё-таки обычно прикрывают. Подозрительно.

Я шмыгнул туда. Чисто, как в больнице (да не той, привычной, а этой, современной), даже не скажешь, что толчок.

Ага… Вот и след ботинка на белоснежном подоконнике. В такой чистоте сразу заметно. Окна нараспашку. Высунулся — второй этаж.

След от обутка 43–44 размера — щелкнуло в мозгу. Мужской след.

Я встал на подоконник и посмотрел вниз. Прыгнул Рябой? Тоже сигануть? Этаж второй, но потолки у здания высокие, считай, что по обычным меркам почти третий этаж. Вряд ли всё-таки он прыгнул. Я оглянулся и нашел рядом с оконным проемом водосточную трубу. Новая, на вид крепкая.

Вылез, уцепился и стал спускаться. Очутился в дворике с боксами для служебного транспорта.

— Макс! — раздался громкий шепот сбоку.

Из-за перегородки, что отделяла территорию боксов от газонов, скользнула Кобра.

— Мне кажется, он там… — шепнула она, кивнув на один из боксов.

Дверь туда приоткрыта.

— Я внутрь, ты жди здесь. Не ходи… — распорядился я.

Рябой — тип опасный. Зажатый в угол, он может сработать по-животному, без тормозов. А женщину подставлять под удар совсем не хотелось. Не знает нынешнее племя, что такое волки из девяностых. Там свои законы, свои реакции.

— А ты чего это раскомандовался, стажёр? — фыркнула она, но прозвучало уже без прежней уверенности.

— Здесь стой, — отрезал я, глядя прямо в глаза, голосом Лютого.

Она опешила, заморгала. Словно узнала.

— На, — подобрал с земли протянул ей камень. Небольшой, тяжёлый.

— Это что ещё?..

— Вместо пистолета. Ты же не захотела получать оружие. Кидай с близкого расстояния, чтоб наверняка. В грудь или в живот. Не целясь, помощней швыряй, но без широкого замаха. Подпусти ближе… И…

— Серьёзно? Булыжник? — Оксана покачала головой.

— Бери. Лучше, чем ничего, — я сунул ей камень в ладонь и юркнул в распахнутую дверь бокса.

Внутри — как в огромном ангаре. Бокс просторный, везде полумрак, бетонный пол, железные балки под потолком. Ряды машин — белые легковушки как на подбор, с чёрной полосой и логотипом «Легион». А между ними — эхо моих шагов.

Прошёл меж рядов, оказался в ремонтной части. Судя по всему, собственное СТО. Современные подъёмники, стойки, лебёдки, какие-то незнакомые приблуды. В моё время всё было проще: домкрат, монтировка, молоток да пара матюков от опытного автослесаря.

Пусто. Нутром чую — не один я здесь. Остановился, прислушался.

Топ… топ… топ… Где-то там, за машинами. Шаги. Тихие, чужие.

Подошёл к одному из столов с инструментами. Сверху — ключи, отвертки, насадки. Схватил железку, повертел в руке. Скользкая, в руку не ложится. Хреново.

Выдвинул осторожно ящик под стальной столешницей. Скрипит, зараза. И резко так, противно.

Внутри ящика — беспорядок, ключи гаечные, отвертки, стамески. Пошарил рукой, разгреб и нашел молоток. Ручка у него пластиковая, покрашен в синий — будто игрушечный. Взвесил — ну, не Макаров, но по черепу вломит будь здоров. Пойдёт.

Я пробирался среди рядов авто, когда услышал звук.

Щелчок, и что-то покатилось.

Глухой звук, с эхом, будто что-то твердое упало, стукнулось и покатилось по бетону. А потом — сдавленный женский крик, короткий, словно заткнули рот рукой. Перешёл в хрип, затем — глухая возня, мычание. По пустому боксу всё это разнеслось, словно в колоколе.

Я рванул туда, между машинами, петляя, стукаясь о капоты.

Выскочил в широкий проход и застыл на секунду.

Оксана!

А сзади — Рябинин. Обеими руками он взял её в захват и душил, жёстко — не на испуг, а как в смертельном поединке. Смертоносная «гильотина» — приём, которым ломают дыхание.

Камень, что дал я Оксане, валялся сбоку. Не послушалась она, полезла за мной. А теперь вот висит в его руках, как тряпичная кукла.

— Отпустил! Сука! — вырвалось у меня на ходу.

Я бросился вперёд. Сокращал расстояние длинными прыжками. Тридцать