Тренировочный День 9 - Виталий Хонихоев

мужчина защищает женщину. Тем более такую женщину как она. И потом, она не то чтобы была неблагодарной, она же предоставила ему возможность… ему стоило только догадаться что она была не против. В конце концов каждый мужчина хочет только одного, верно же?

— Вы даже не сказали, что он вас защищал. — добавляет Оксана: — у Наташи Гасленко тетя в РОНО работает, она все рассказала, как дело было. Виктор Борисович уволился чтобы вас не уволили.

— Ксюша… — Альбина сглотнула комок в горле: — ты не понимаешь… ты слишком мала для того, чтобы понимать. Вырастешь, станешь взрослой и тогда…

— Чего это я не понимаю? — прищуривается Оксана: — вы же сами говорили, что мы тут скоро комсомольцами станем. Вы же сами учите нас говорить правду и защищать своих друзей. Наверное, вы с Виктором Борисовичем не дружили совсем.

— Как же с ним дружить, если у него же не было папиной черной «Волги»! — выкрикивает кто-то из задних рядов, и Альбина даже не успевает заметить кто именно.

— Черной папиной «Волги» и белого костюма. И часов золотых. — добавляют откуда-то сбоку, и она вдруг понимает, что полностью утратила контроль над классом. Вот только что она была для них авторитет, а они перед ней сидели послушными детьми, как и положено. Но в доли секунды все изменилось и теперь перед ней будто стая диких зверей, учуявших свежую кровь.

— Дети! — повысила она голос, но голос сломался, не вытягивая высокую ноту, она откашлялась, отвернувшись от класса.

— Да чего с ней говорить, пойдем Лизку поищем. — гудит чей-то голос: — чего она нам сказать может?

— В самом деле. — соглашается кто-то: — не дай бог сделает что с собой… она же со своей мамкой теперь в контрах из-за Виктора Борисовича…

— Дети! — Альбина поворачивается к классу, овладев собой и выровняв голос: — прекратите немедленно! Я понимаю, что вы расстроены, но такое поведение недопустимо! Вы не имеете права обсуждать личную жизнь взрослых! Тем более — учителей!

— Правда? Ну тогда о чем с вами говорить? — встает с места Инна Коломиец, убирая тетрадь в свой портфель: — вы тут посидите все, а я и правда пойду за Лизкой, а то удумает чего…

— Я с тобой. — встает вслед за ней Оксана Терехова.

— Извините, Альбина Николаевна. — встает и Яна Баринова, отводя глаза в сторону, стараясь не встречаться с ней взглядом: — надо подруге помочь. Мало ли…

Альбина Николаевна стоит как мраморная статуя, молча и неподвижно, беспомощно наблюдая как восьмой «А» выходит из кабинета. Не торопясь, не шумя, без шуточек и подколов. Молча. Она опускает голову и молча ждет пока последний ученик не выйдет из класса. Когда она поднимает голову то видит последнего оставшегося.

— Володя… — говорит она, голос ее не слушается, она откашливается и повторяет: — Володя. А ты почему остался?

— Вы на них не обижайтесь, Альбина Николаевна. — говорит Володя Лермонтович: — они не на вас злятся. Они понимают, что вы не виноваты. Просто смириться никак не могут.

— Да? А мне показалось что они совершенно четко знают кто виноват. — с горькой усмешкой выговорила она и села на свой стул: — мне показалось что их гнев совершенно адресный.

— Это не так, Альбина Николаевна. — качает головой Володя Лермонтович: — я… мне Виктор Борисович не сильно-то и нравился, но мама сказала что он меня от постановки на учет в детской комнате милиции спас. Меня ребята тоже винят… и не только меня. Маму Лизы Нарышкиной… она же пришла и на него пожаловалась. Вот это Лизу и расстраивает, а не вы. Вы не обижайтесь, у нее пройдет.

Альбина Николаевна смотрит на этого мальчишку, на его рыжие вихры, на веснушчатое лицо. Думает о том, что дети растут удивительно быстро и еще о том, что у него сейчас на удивление серьезный взгляд.

— И когда ты стал таким умным Володя? — вздыхает она: — совсем уже взрослый…

— Ну так жизнь она такая… — многозначительно говорит Володя Лермонтович: — укатали сивку крутые горки. С возрастом становишься циником.

Если бы в этот момент кто-нибудь проходил мимо классной комнаты восьмого «А», то он бы очень удивился звонкому смеху, который серебряным колокольчиком разнесся по коридорам.

Глава 13

Глава 13

Сентябрьское утро висело над Колокамском тяжёлой серой пеленой. Низкие облака цеплялись за крыши пятиэтажек, растворяя в молочной дымке верхушки тополей. Воздух был настолько сырым и плотным, что, казалось, его можно было потрогать руками — холодная взвесь мельчайших капель оседала на лицах, на одежде, на всём вокруг. Фонари вдоль улицы Спортивной ещё не выключили, и их жёлтые конусы света выхватывали из мглы косые струи мороси — не то дождя, не то тумана.

Площадь перед спорткомплексом «Заря» блестела, как чёрное зеркало. Новое здание из белого кирпича с широкими окнами второго этажа казалось призрачным в этой предутренней серости — гордость Колокамска, открытая всего три года назад. Над главным входом алели потускневшие от влаги буквы «СПОРТИВНЫМИ УСПЕХАМИ В НОВУЮ ПЯТИЛЕТКУ», а рядом мозаичное панно изображало стремительную фигуру волейболистки в прыжке.

У бетонного бордюра терпеливо урчал движком новенький «Икарус», выкрашенный в привычные бело-голубые цвета. Водитель дремал, откинувшись на сиденье, изредка приоткрывая глаза, чтобы взглянуть на часы. Стекла автобуса запотели изнутри, а по капоту стекали ручейки воды.

Неподалёку от автобуса, прямо на мокром асфальте, громоздилась пирамида из спортивных сумок — красно-синие, с эмблемой «Стальных Птиц» на боку, уже немного подмокшие сверху. Рядом с ними, плотно запахнув серое драповое пальто, стояла Наташа Маркова, прижимая к груди клеёнчатую папку с документами команды — путёвки, командировочные удостоверения, список состава для республиканских соревнований в солнечном Ташкенте. Она то и дело поглядывала на наручные часы «Чайка», потом переводила взгляд на пустынную улицу, откуда должны были подтягиваться девочки. Влага собиралась на её тёмных волосах мелким бисером.

Рядом с Наташей стоял Виктор, который заложил руки за спину и насвистывал себе под нос незамысловатую мелодию «а ну-ка песню нам пропой веселый ветер», периодически раскачиваясь на носках кроссовок.

Промозглый ветер гнал по площади первые жёлтые листья от старых тополей, росших вдоль ограды спорткомплекса. Листья прилипали к лужам, к бордюрам, к мокрым ступеням крыльца. Где-то вдалеке, словно из другого мира, донёсся гудок