Тренировочный День 9 - Виталий Хонихоев

— Вот как. — Лиза ставит свой модный «дипломат» на асфальт, открывает его и извлекает пионерский галстук. Как и все восьмиклассники они уже не носили пионерские галстуки, считая это чем-то несерьезным и даже детским, но так как пока еще не стали комсомольцами, то школа требовала носить эти самые галстуки. На тот случай если у дежурных в школе или у завуча случится вдруг приступ исполнения правил, девочки носили галстуки с собой в портфелях. Чтобы если что — надеть, а не тащится за ним домой.

Лиза извлекает свой пионерский галстук и повязывает Виктору на руку, достает ручку и что-то быстро пишет на нем.

— Вот! — говорит она: — теперь вы, Виктор Борисович, не какой-то там буржуазный рыцарь, а представитель восьмого «А» в далеком Ташкенте!

— Да? — Инна Коломиец подходит ближе и смотрит на повязку в упор, изучая ее: — ты тут написала «с любовью!».

— От всего класса, дура ты Коломиец! — стремительно краснеет Нарышкина.

— А давайте мы все повяжем! — Оксана Терехова достает свой галстук: — чего это Виктор Борисович только твой рыцарь? Мой тоже!

— Верно! — подает голос Яна Баринова: — это вообще буржуазны предрассудки насчет права частной собственности! Виктор Борисович — общий! Принадлежит народу! А я, между прочим, часть народа. Можно сказать лучшая.

— Как ты быстро растешь, Яночка. — вздыхает Виктор: — как ты себя чувствуешь? Ничего не болит? Там у вас скоро медкомиссия будет с одобрения РОНО, ты пожалуйста вместе со всеми пройди, хорошо? И если что болеть будет — сразу говори.

— Как-то вы, Виктор Борисович, неровно к Яне дышите. Любимчиков себе заводите. — говорит Оксана Терехова: — а за мое здоровье ничего спросить не хотите? Или вон Инна Коломиец, у нее в глазах темнеет.

— Да? А что случилось? — Виктор поворачивается к Инне: — и давно это у тебя так?

— Как она целоваться со своим старшеклассником начинает, так и темнеет. — доверительно сообщает Оксана: — ой! Ты чего пинаешься⁈ Виктор Борисович больше нам не учитель, теперь ему можно все про тебя рассказывать!

— Я тебя убью, Ксюха!

— Лучше вон галстук на руку Виктору Борисовичу повяжи, разве не хочешь чтобы он твоим рыцарем был?

— Дура ты Ксюха, Янка же только что сказала что он не частный рыцарь а общественный!

— Может и общественный, но очередь-то должна быть!

— А ну заткнулись, малолетки! — раздается рядом голос и девочки тут же затихают. Подошедшая к ним Валя Федосеева оглядывает их с высоты своего роста и басовито гудит, обращаясь к Виктору: — нужна помощь, тренер? Не достали эти сороки?

— Да не, спасибо, Валь.

— Ну хорошо. Я пришла сказать, что наши сумки все уже затащили, медикаменты и прочее тоже занесли. У нас только Сашка Изьюрева опаздывает, у ее папы машина сломалась, но Соломон Рудольфович за ней свою машину послал, скоро будут.

— Хорошо. — кивает Виктор.

— А насчет вас… — Валя достает откуда-то белый носовой платок и деловито повязывает Виктору на руку: — очередь будете занимать, когда вырастете. Хотя бы до моих размеров.

— Это ж сколько расти-то придется… — скептически замечает Оксана Терехова глядя на рослую Валентину: — я столько не съем.

Тем временем Соломон Рудольфович, Гектор Петрович и Николай продолжали стоять рядом, перекидываясь незначительными фразами и чувствуя ту странную общность, когда вроде ничего не связывает людей, но вот вы стоите вместе и все равно появляется что-то общее.

— Сколько людей пришло проводить команду. — говорит Соломон Рудольфович, кивая на собирающуюся толпу.

— И сколько красивых девушек и женщин пришло проводить одного тренера. — соглашается с ним Гектор Петрович: — а вот эту я знаю. Это же Женечка из бухгалтерии. Из нашей бухгалтерии, между прочим.

— С одной стороны завидно. — говорит Соломон Рудольфович: — а с другой… вон ему сколько всего на руку повязали… так и кровь остановиться может.

— Виктор… умеет. — вздыхает Николай: — это у него само собой получается. Видел я как он с Жанной Владимировной… вроде и усилий никаких не прикладывал.

— Это ж какое здоровье иметь надо. — вздыхает вслед за ним Гектор Петрович: — эх, молодость.

— На то и тренировки. Надеюсь, у него сил на наших девчат хватит. Нам первый матч кровь из носу выиграть нужно.

— Не беспокойтесь, Соломон Рудольфович, он же наш парень, советский. Знает где личная жизнь, а где за родину постараться нужно…

Глава 14

Глава 14

Огромный зал на восемьсот мест зиял пустотой. Построенный в эпоху сталинского ампира, он был рассчитан на торжества иного масштаба — партийные собрания, чествования передовиков, праздничные концерты. Сейчас же в третьем ряду правого сектора сидела лишь горстка людей — двенадцать девушек в спортивных костюмах и трое в гражданском.

Косые лучи сентябрьского солнца пробивались через высокие окна левой стены, прочерчивая в пыльном воздухе золотистые диагонали. В этом свете особенно заметной становилась потертость бархатной обивки кресел — темно-красной, местами выцветшей до розоватого. Ряды пустых сидений уходили в полумрак, создавая ощущение театра после спектакля.

Хрустальная люстра под потолком — массивная звезда с пятью лучами — висела на цепях, похожих на якорные. Треть лампочек не горела, отчего узор света на паркете получался неровным, с проплешинами. Сам паркет, некогда блестящий, потускнел и местами вздулся — следы протечек с крыши во время редких, но сильных ташкентских ливней.

Стены, выкрашенные в типовой институционально-зеленый цвет, хранили следы времени: потеки от той же крыши, выцветшие прямоугольники от снятых стендов, трещины в штукатурке, похожие на реки на карте. Справа висело огромное панно — «Покорители неба» — где мускулистые рабочие в синих робах собирали серебристый самолет под бдительным взором Ленина, парящего в облаках. Краски поблекли, и Ленин казался призрачным, полупрозрачным.

Сцена пустовала. На длинном столе президиума пылилась красная скатерть с золотой бахромой, съехавшая набок и открывавшая ободранный край столешницы. Пять стульев за столом стояли под разными углами, словно их обитатели встали и ушли посреди заседания. Трибуна с микрофоном «Октава» одиноко возвышалась в центре, провод от микрофона змеился по сцене к кулисам.

Над сценой — обязательная галерея портретов. Черненко в центре, с траурной лентой, которую забыли снять с марта. Лента выцвела и обвисла, придавая портрету