На золотом крыльце – 3 - Евгений Адгурович Капба

— Отец игумен, но… — мужчина в вицмундире оторопел.

— Не может быть и речи. Вообще — монастырь закрывается для туристов, сегодня же! — он пристукнул острием посоха так, что полетели искры. — Всех — прочь, за стены.

Мы с Элей благоразумно шагнули в сторону, но поздно — нас заметили! Рыжебородый Владимир Дмитриевич нахмурился и спросил, указав рукой на нас:

— И этих выгонишь, отец игумен?

— А эти что — туристы? — удивился белобородый монах. — А ну-ка, чада Божии, перекреститесь!

— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, — проговорила Эльвира, и перекрестилась, как положено.

А я тоже перекрестился — от неожиданности, и сказал:

— Аминь!

— Вот! Христиане они и паломники, а не туристы! И уж точно — не японцы! Вы не японцы, чада Божии?

— Мы не японцы, — заверил я. — Мы студенты.

— Дай вам Бог успехов в учении… — игумен размашисто нас благословил, потом глянул на меня внимательно, остановился взглядом на значке с гербом Пеллы и внезапно сделал такой жест пальцем, как будто настаивая на том, чтобы мы его тут подождали. Так, чтобы его рыжебородый собеседник этого не увидел. — Студенты! Не японцы. Кто у Бога помощи пришел просить — тому Лавра будет открыта. А глазеть — нет!.. Не в эти дни — точно.

Они двинулись дальше, продолжая спорить, а мы с Ермоловой смотрели им вслед. Я уже понял, что передо мной был игумен Аристарх, человек, которому я должен был вручить посылку. А второй? Кто второй? Рюрикович и большая шишка — понятно, но…

— Может быть, вы мне военное положение в городе еще прикажете ввести? — донесся голос знатного вельможи.

— А и введите! Пара опричных полков были бы не лишними! — горячился монах. — В случае беды двери храмов распахнутся для ищущих защиты от врагов видимых и невидимых… Но, я думаю, вы слыхали пословицу: на Бога надейся, а сам не плошай?

— Господи, отец игумен, у меня День Народного Согласия на носу, начало чемпионата по русской стенке, гастрофест, Третьи игры роботов, открытие нового грузового терминала в порту, а вы тут со своими японцами… — они все дальше удалялись от нас, но ветер все еще доносил голоса двух мужчин.

— Владимир Дмитриевич, ни слова больше не скажу, ни сло-ва! Но митрополиту Ингерманландскому порекомендую все храмы от туристов закрыть. Пущ-щ-щай «Отче наш» на входе прочтут, тогда и пустим…

— Это наместник Ингрии… — прошептала Эля, прижав руки к лицу. — Владимир Рюрикович, государев двоюродный брат! А второй…

— Игумен Аристарх, государев духовник, — проговорил я, и мы переглянулись.

Вот это — титаны! Но почему и здесь я слышу про японцев? Что не так с этими островитянами? Нет, как раз что не так — это понятно, они вон в Корею обеими ногами залезли, Формозу отжали, на островах Микронезии буйствуют и вообще — нам они не друзья. Меня вон тоже японец похитить хотел. Но, тем не менее, тенденция настораживает.

Титаны, меж тем, дошли до ворот и там еще некоторое время спорили. А потом Владимир Дмитриевич вышел за территорию монастыря, щелкнул пальцами, и с небес на землю спустилась гигантская птица — то ли альбатрос, то ли чайка в рост человека, не меньше. На нее мужчина в вицмундире взгромоздился, прямо как на жеребца, свесив ноги по обеим сторонам птичьей шеи, и, ударив пятками своего странного скакуна-летуна, взмыл в ингрийское закатное небо.

— Дурдом какой-то, — сказала Эля. — Это же неудобно! Птица не приспособлена…

А потом посмотрела на меня и хмыкнула:

— Лягушка, впрочем, тоже…

Игумен Аристарх развернулся и пошел к нам, еще и помахал рукой, и улыбнулся — как будто он не монах в рясе и мантии, а обычный веселый дядечка! Очень странно мне было такое видеть, но, как говорится — в чужой монастырь со своим уставом не лезут… А мне вот в голову всякие дебильные пословицы в неподходящий момент — лезут!

— Итак, чада Божии… — игумен перебросил посох из руки в руку.

— Тринитротолуол, — произнес я.

— Ректификация! — выдал отзыв этот очень непростой монах. — Давайте их скорее сюда!

Я достал из рюкзака коробочку и протянул ее адресату, а вместе с ней — и документик на подпись. Справившись с формальностями, игумен Аристарх с некоторой растерянностью огляделся и потом провел рукой по своей одежде.

— Ножик, ножницы? У вас что-то такое есть? — с надеждой спросил он.

Глубоко вздохнув, я сбросил рюкзак со спины и извлек оттуда дюссак в ножнах. Паковал я его туда, надо сказать, с большим трудом, впритык, и теперь с тоской подумал о том, как стану запихивать обратно.

— Только такой, — с несколько виноватым видом признался я и протянул оружие рукоятью вперед.

Монах не смутился: он ловко извлек клинок из ножен и хирургически точным движением вскрыл упаковку на коробочке.

— Благодарю, прячь сие хладное железо, оно тут в монастыре не к месту… — а потом открыл коробочку, достал оттуда самые банальные очки и надел их на переносицу: — Слава в вышних Богу, и на земле мир! Наконец-то я вижу! Гиперметропия, или — дальнозоркость, вот как оно называется.

Он с большим удовольствием поднес к глазам свою руку, поразглядывал ее некоторое время, а потом перевел взгляд на меня и отшатнулся:

— Господи помилуй… Юноша! Вы кто?

— Курьер из Пеллинского колледжа. Титов, Михаил! — мне стало как-то неловко. — А вы думаете — кто?

— Титов? Верно, что Титов… Совершенно верно! — он огладил свою длинную белую бороду. — Странные времена настали. Давай, чадо Божие Михаил, я тебя благословлю и подругу твою — тоже, и пойду я дальше, потому что требуется мне хорошо подумать и хорошо подготовиться. А вы куда путь держите?

— Хотели посмотреть росписи в вашей Благовещенской церкви, а потом — в ресторан! — ответила смелая Эльвира. — Пока не выбрали.

А я стоял и тупел. Мне жутко хотелось расспросить его обо всём, но — что-то удерживало от такого шага.

— В «Тратторию» на Адмиралтейском проспекте сходите, — посоветовал необычный игумен. — Я, правда, только стейк из лосося там пробовал, но заведение чистое и уютное: интерьер такой, итальянский, скатерки клетчатые и публика — приличная. Всё-всё-всё, чада