Орден во всю спину 2 - Константин Владимирович Ежов

В этот момент он понял, что её находчивость избавила его от кучи проблем. Раньше, в пустошах, он всегда полагался только на себя. Никто не помогал, не подстраховывал. Люди, что подходили в городе с предложением идти вместе на охоту, получали от него отказ.

Дело было не в том, что они слабые или неопытные – просто он не мог им доверять. В диких местах выматываешься быстро, и уж лучше держать рядом зверя, чем человека, которому спину не повернёшь.

Как-то он подумывал натаскать Лёшку , чтобы сбросить с себя часть ноши. Но мысль быстро выкинул из головы: таскать его по пустошам – значит, нарочно тащить на опасность.

А вот сейчас… сейчас он впервые по-настоящему ощутил, что значит иметь рядом настоящего помощника.

Однако Косой быстро отбросил эту мысль. Их отношения с Журавлёвой были не про дружбу – чистая взаимная выгода. Просто молчаливое соглашение в пустошах: он ценил её сноровку, она – его опыт. Ни один из них по-настоящему не доверял другому, они лишь брали от союза то, что могли, пока это было выгодно.

Он подошёл к пыльной машине, открыл багажник и вытащил тушу огромной крысы. Шерсть свалялась в комья, в ноздри ударил густой, сладковато-тяжёлый запах падали, вперемешку с бензиновыми испарениями. Остальные, хоть и выглядели измождёнными от голода, пока не дошли до той черты, чтобы добровольно жевать крысину. Когда солдаты увидели, как Косой держит за хвост это лохматое чудовище, у многих скривились лица – кто-то отвёл взгляд, кто-то поморщился, словно от тошнотворной волны.

Пока они вяло спорили, что делать дальше, Ярослава Журавлёва уже успела собрать сухие ветки и вернулась к брошенной стоянке. Под ногами трещал хрупкий сучковатый лом, ветер шевелил редкие листья, а где-то вдали, в темнеющем лесу, протянулся низкий глухой рык. Она присела у кострища, выложила ветки, но прежде чем щёлкнуть огнивом, Ярослав негромко напомнил:

- Из леса никогда не выходи, поворачиваясь к нему спиной.

Журавлёва приподняла бровь.

- Это ещё почему?

- Потому что большие кошки не могут устоять перед шансом атаковать со спины, – тихо, почти шёпотом, сказал Косой. – Это в их крови. Они даже не осознают, что делают. Так природа устроила.

Он сел рядом, продолжая, словно сам себе:

- В пустошах полно диких кошек. Учитель как-то говорил, что они, может, от домашних пошли, ещё до Катаклизма. Хозяева исчезли, а им пришлось учиться выживать самим. Вот и одичали. Со временем выросли, стали куда крупнее и опаснее. Теперь это уже не мурлыка из-под печки, а убийца.

- Прямо так опасны? – спросила она, щёлкая огнивом.

- Очень, – кивнул Косой. – Но нападать не всегда будут. Всё равно – никогда не подставляй спину. Никто не знает, что там, в темноте.

Он сказал ей это не просто так. В глубине души Ярослав решил: пока есть шанс, стоит продлить этот шаткий союз – ещё пара рук, ещё один взгляд в спину.

Взяв свой старый кинжал, он присел к туше. Лезвие с тихим скрипом разрезало шершавую шкуру, под которой хлюпнуло и блеснула тусклая, тёмно-красная плоть. Запах стал тяжелее, терпко-мясной, вперемешку с болотной сыростью. Честно говоря, Косой рассчитывал пустить крысину на приманку для многоножек – те, по его мнению, жареными были вкуснее любой дичи. Но выбирать не приходилось.

В памяти всплыли недавние встречи с жуками с человеческими лицами – неприятная дрожь пробежала по спине. Интересно, а что будет, если…. Но он отогнал мысль. Сейчас важно другое.

Ярослав быстро отрубил крысе мощные задние лапы, тяжёлые, упругие, и протянул их Журавлёвой.

– Жарь. Остальное потом разберём.

Она насадила мясо на прутья, и вскоре над костром зашипел жир, капая в угли с тихим треском. Аромат – дымный, чуть сладковатый – пополз по лагерю, щекоча ноздри. Ветер подхватил его и унёс на десяток метров.

Ещё мгновение назад Людвиг Булавкин и остальные о чём-то ожесточённо спорили, перебивая друг друга. Но теперь, уловив запах жареного, все как один замолчали. Несколько человек сглотнули, а их глаза, почти не моргая, уставились на костёр. Всё, что казалось важным пару минут назад, растворилось в густом дыме и запахе мяса.

Все повернулись к Косому, словно по команде. В воздухе повисло немое недоумение: он, не моргнув, метнул остатки туши крысы в сторону леса — так далеко, что мясо исчезло в темноте, словно и не было. Его движение было лёгким, почти ленивым, но за ним чувствовалась какая-то странная, неестественная сила.

- Ты чего мясо выкинул? – тревожно спросил Людвиг Булавкин, наблюдая, как мрак глотает отброшенную тушу.

- А с какой стати мне его тут держать? – Ярослав прищурился и, криво усмехнувшись, лениво провёл ладонью по колену. – Чтобы диких зверей сюда приманить? Хочешь – иди сам забери.

Булавкин замялся, на мгновение приоткрыв рот, но слова словно застряли в горле. Потом ухмыльнулся, пытаясь вернуть себе уверенность:

- Да кому охота есть такую мерзость.

- Это потому, что ты ещё ничего по-настоящему мерзкого не ел, – спокойно парировал Ярослав, разглядывая огонь.

Хотя, если подумать, он был почти уверен, что эти ребята в крепости пробовали и похуже. Сколько раз он слышал байки от Учителя о местных аристократах, уплетающих за бешеные деньги "птичье гнездо". Ярослав только и недоумевал – откуда у этих ласточек столько слюней на постройку гнезда? Может, все они больны туберкулёзом? Вот и объяснение старой пословицы про птиц, вынужденных лететь в разные стороны: Разлетелись – и каждый со своим хрипом.

Ярослав усмехнулся этой мысли, но возвращаться к разговору с людьми не стал. Он не собирался тратить силы на тех, кто для него был временными спутниками, а не друзьями. Тем временем толстые крысиные лапы, очищенные от шкуры, уже шипели на огне, и жир с тихим потрескиванием капал в пламя.

Аромат, густой и чуть сладковатый, разнёсся метрах на пятнадцать вокруг, и у многих мгновенно свело челюсти. Ещё минуту назад они что-то спорили, но теперь все разговоры оборвались. Слюна сама наполняла рот, желудки отзывались глухим урчанием.

Ночь вымотала их до последней капли сил. Сначала страх, потом изматывающее бегство – всё это вытянуло из них остатки энергии. Ужин тогда так и не состоялся, и теперь пустые животы будто сжимались изнутри, напоминая, что человеческая