Сети Госпожи ужаса - Дмитрий Чайка

Да, может, и ждут, — мрачно подумал Тимофей, — да только куда я без вас. Сколько лет вместе.

* * *

В тоже самое время. Окрестности Пафоса. Кипр

Опустошенный Китион остался позади. В нем едва ли половина жителей уцелела. Погиб царь и его семья. Погибли все купцы, которые пытались дать за себя выкуп. Погибли писцы. Мне ни к чему все эти люди. Они никогда не признают мою власть и будут смотреть в сторону далекого Сидона, где остались их родственники и компаньоны. Щадить их было глупо, они непременно захотели бы вернуться. Слишком уж сладкую жизнь они вели в Китионе. Сидонцы пришли на этот остров, закабалили местных, отправив их в медные шахты, а сами начали торговать, жируя на чужом горе. За это и погибли. Жестоко? Рационально. Я называю это так. Зато не погиб ни один из рудокопов и ни один из медников, плавящих в горшках с углем крошку толченого малахита. И это тоже чистая рациональность. Я поставил здешним наместником одного из сотников поразумней, дал ему три десятка легкораненых воинов, чтобы несли стражу, а сам пошел к Пафосу. В Китионе не будет городского совета. Не из кого его собирать, ведь одна голытьба осталась. По крайней мере, это сейчас она голытьба.

Пафос, стоявший в пяти днях пути, не впечатлял. Город это совсем новый, и, согласно поздней легенде, основан ахейцами, пришедшими на Кипр с Троянской войны. Вранье! Он тут уже лет с полсотни, как построен. Город небольшой, и он сильно не дотягивает до Энгоми и Китиона. Ничего необычного я тут не увидел. Крутой холм, поросший у подножия лесом, стены из грубо отесанных булыжников циклопического размера и медные шахты. Внутри — царский дворец и храм Великой Матери, которая здесь совершенно точно переродится в Афродиту. Все это великолепие имеет двести метров наискосок и облеплено хижинами Нижнего города, где живут рыбаки, козопасы и рудокопы. Скука. И лишь огромная толпа народу, набившаяся в его стены, привносила в происходящее хоть какую-то интригу. Мое войско, словно веником, выметало остров начисто, срывая со своих мест мелких басилеев, окопавшихся на южном берегу Кипра, и их крошечные дружины. Многие из них уже добрались сюда.

— Лагерь ставьте и перекрывайте ворота, — скомандовал я. — Эти парни немного подумают и сделают вылазку. Сомневаюсь, что у них тут большие запасы.

Привычный стук топоров, ровные ряды палаток и растущий на глазах частокол привели осажденных в легкое недоумение. Обо мне много всяких слухов носится по Великому морю, и все до одного врут. Ну, так они думали совсем недавно. Здесь не воюют так, как это делаем мы, а походный лагерь зачастую похож на цыганский табор. Никто не везет по морю припасы и добычу параллельно марширующему войску. И медных емкостей с углем, в которых фильтруется вода, здесь тоже никто не знает, и тем более никто не знает, что воду надо кипятить или сдабривать уксусом. Однако ничтожно малое количество обгаженных по дороге кустов довело понятие о гигиене даже до самых твердолобых. По крайней мере, Идоменей и Одиссей, ходившие в походы не раз, верные выводы сделали, и теперь тоже запрещали своим пить воду из луж. Получалось у них скверно, но они хотя бы старались. Цари подозревали во всем этом какое-то колдовство, но колдовство полезное, если уж от него есть явная польза в виде сохранения личного состава.

Сотни людей с железными топорами и мотыгами — невиданное дело для этих мест, а потому, когда напротив ворот появилась небольшая деревянная крепость, перекрывающая выход из города, это вызвало легкую панику. На все про все ушло чуть больше трех дней, воины изрядно набили руку на этой работе. Долго ли вкопать заостренные колья?

— Скоро пойдут, — понимающе посмотрел на стену Абарис, приложив руку ко лбу. — На рассвете. Я стражу удвою, а парней заставлю с оружием спать.

— Поможем им, — усмехнулся я. — Вдруг захотят отсидеться. Баллисту ставьте.

Камнемет смонтировали уже к самой темноте, а потому эффект от выстрелов оказался особенно впечатляющ. Горшки с маслом и огненные стрелы полетели в город злым роем, и вскоре за стеной показалось нежно-розовое марево пожара.

— Остановитесь! — скомандовал я. — Ждем. Или переговоры будут, или вылазка.

— Вылазка! — уверенно ответил глазастый Абарис и заорал. — Лучники! По местам!

А их немало набилось в Пафос. На глаз — тысячи три точно. И вся эта орда несется с горы прямо на нас. В тесном городке, где улицы шириной в семь шагов, и где люди сидят буквально на головах друг у друга, пожар смертельно опасен. Если ветер разнесет огонь по кровлям, то все они попросту задохнутся в дыму. Еще недавно они были в полной безопасности, укрытые чудовищно толстыми стенами, а теперь мы с ними поменялись местами. Мы сидим в крепости, пусть и неказистой, а они умирают под градом камней и стрел. Они тоже бьют в ответ, и даже порой попадают, но наши потери отличаются на порядок. Поди-ка прицелься в темноте, да еще и в того, кто высунулся лишь затем, чтобы выстрелить по плотной толпе. Как и ожидалось, бестолковая атака захлебнулась быстро, и ахейцы потащились за ворота, оставив на земле десятки тел.

— Продолжаем? — вопросительно посмотрел на меня Абарис.

— Хватит пока, — качнул я головой. — Подождем утра. Я все еще надеюсь получить этот город целым.

Я ошибался. Ночные обстрелы и вылазки осажденных продолжались неделю, и лишь когда силы ахейцев Пафоса истощились вместе с надеждой на лучшее и запасами еды, в лагерь явился парламентер, машущий пучком веток. Его принял Абарис, шепнул ему на ухо пару слов, и вскоре на переговоры прибыл совсем другой человек, да еще и со свитой. Ктесипп, царь Пафоса, захвативший власть семь лет назад. Для таких, как он, я и разработал небольшой, но очень впечатляющий деревенщину ритуал.

Крепкий седой мужик вошел в мой шатер и замер, ловя ртом воздух. Такого он не ожидал точно. Нечасто увидишь стол, застеленный пурпурной скатертью, и стоящие на том столе блюда, кубки и кувшины из чистого золота. Я прихватил с собой небольшой запас посуды, да еще и в Китионе взяли немало. Так что стол ломился в прямом смысле этого слова, а я невозмутимо ел жареную козлятину и запивал ее вином.

— Ты садись, Ктесипп, — радушно махнул я рукой. — Извини, хлеб преломить тебе не предлагаю, потому что мира у меня с тобой все равно не будет.

— Да… ды… — промычал