Ловец кошмаров - Валентина Владимировна Белякова

пил, в узлы которых вплетены отравленные лезвия, окровавленные кусачки, вырванные с корнем зубы. Пауки, скорпионы и шершни ползают по ним, сочась ядом. Подсохшие глазные яблоки и семенники подвешены за нервы, как чудовищные ёлочные игрушки. Обрывки кошмарных снов и самые болезненные воспоминания вплетены в эту сеть, а в центре она провисает под грузом всего безумия мира…

С огромным трудом я оторвал взгляд от наваждения и, затаив дыхание, посмотрел на Радугу. Стоило ей сказать одно лишь слово «да», кивнуть, даже подумать одобрительно, и Кара бы исполнила то, что обещала. На лице Радуги молниеносно сменились восхищение, ужас, дружеская нежность и благодарность.

– Спасибо… Кара, – наконец выдохнула она, – но не стоит. Не надо пачкать им наш Ловец, да и тебе самой марать руки. Я не смогу спокойно гулять по петлям, зная, что там могла остаться хотя бы тень, да хоть отпечаток пальца этой мрази.

Инфернальный нимб рассеялся, будто его и не было, воздух перестал быть густым и острым, как перечное желе, и я закашлялся, осознав, что всё это время не дышал.

– Пожалуй, ты права, – неохотно согласилась Кара, – но одну я тебя не оставлю, уж извини. Мало ли что ты себе напридумываешь.

Она снова села на диван.

– Тогда давай побудем в Ловце, а не у меня. Квартира слишком напоминает о работе.

– Уверена, что хочешь в петли сейчас? Мы недавно там провели много времени, мозги пока не плавятся?

– Думаю, петлетерапия, сидротерапия и подруготерапия – именно то, что мне сейчас нужно. Если Рин позволит нести в Ловец столько негатива, конечно.

– Позволю, – Рин подкралась, как всегда, внезапно, – а сидротерапия – за счёт заведения.

Получив по четыре бутылки сидра с разными вкусами, девушки удалились в петли.

– Рин, я правильно понял, что Радугу… Ну…

– Изнасиловали. Да, ты понял верно. Но не вздумай даже поднимать эту тему, не то что обсуждать с ней.

– Конечно. Но как это случилось? Кто-то из аудитории её стримов?

– Расскажу вкратце, только чтобы ты сам её не донимал. Да, можно сказать, сумасшедший фанат. Подкатил к Радуге в баре, сделав вид, что видит впервые. Слово за слово, напоил её. Она очнулась уже у него дома, или куда там он её увёз, связанной. Так что она всё помнит. Когда… закончил, он снова её вырубил. Проезжая в безлюдном месте, в пригороде, бросил на обочине, как мусор. Но она тогда уже была в сознании, просто не подавала виду. И запомнила номер машины. Полиция нашла и его, и кучу фото и видео в его телефоне. Эта мразь всё засняла, снабдив своими комментариями.

– Но раз он так попался, его действительно надолго посадят, правда ведь?

– Надеюсь… Но знаешь, если бы Кара не предложила сгноить мудака в петлях, я бы предложила сама, – призналась Рин, а потом вдруг спросила: – Теперь выкладывай, с тобой что стряслось?

– Со мной? – как можно беззаботнее переспросил я. – А с чего ты взяла, что у меня что-то случилось?

Но мне ничего не удалось скрыть от её тёмно-карих внимательных глаз.

– Из дома выгнали, что ли?

– Ну… Вроде того. Можно переночевать в баре?

– Ох-хо-хо… – Рин упёрла руки в боки. – Пожалей Ловец, он и так вот-вот по швам затрещит. Ты стал здесь своим, но мы не можем так рисковать. Дай Ловцу хотя бы несколько дней оклематься после Радуги. Дождись кого-то из знакомых, наверняка найдутся те, кто не против тебя вписать.

– Хорошо. Тогда пока посижу здесь. Нальёшь пива?

– Потратить последние деньги на бухло – дурацкая идея.

– Других у меня и не бывает.

Она налила мне бокал пива, тёмного, как мои мысли, и ушла в подсобку по каким-то своим делам, перепоручив меня Уне. Я потихоньку тянул своё пиво, периодически вспоминая, как поклялся вообще не прикасаться к алкоголю. Смотрел на дверь, ожидая, не придёт ли кто. Для субботы народу было мало. Да и к кому я могу попроситься? В крайнем случае в некоторых местах, где можно пожрать фастфуда, можно и поспать. Так сказать, «фастслип». Мучает мозг так же, как бургеры мучают желудок, но жить можно.

После третьего пива (то есть часа через два или чуть больше) из неприметной двери выскользнула Кара.

– Всё, поддержала? – небрежно спросил я.

– Я несколько дней с ней пробыла. Теперь меня сменила Верба. Мы можем поговорить снаружи?

– Снаружи дубак, – равнодушно ответил я.

Кара всё равно оделась и вышла. Из кухни доносился убаюкивающий плеск воды: Уна мыла посуду. Я продолжил сидеть, гипнотизируя входную дверь. И тут из подсобки вылетела Рин. Она походила не на мудрую и печальную птицу Сирин, а на взбешённую фурию.

– Уна, где тело?! – вскричала она, хлопнув ладонью по стойке.

Чтобы Рин повысила голос на Ундину?! Ну это уже ни в какие ворота.

– Какое тело? – недоумённо спросила Уна, выходя из кухни и поспешно вытирая руки о передник.

– Тело Тарантеллы! Помнишь, была у нас такая кошка? – Голос Рин сочился ядом.

– Мы же решили положить его в подсобку…

– Это ты решила засунуть его в морозилку в подсобке, а теперь его там нет! Исчезло вместе с гробом, её любимой игрушкой и всей этой ритуальной мишурой!

– Если ты ведёшь к тому, что я отдала её Ловцу без твоего ведома…

– Может, и не отдавала. Но подсобка – это уже почти петли, а раз Ловец уже даже на улицу тянется, то оттуда ему было проще простого её забрать.

Уна нахмурилась озадаченно. Её лицо было очень усталым, от отёка сузились глаза. Неестественным жестом положив обе руки на поясницу, она терпеливо проговорила:

– Вряд ли Ловец так поступил бы с нами. Должен был понять, что это не ему.

– Получается, кто-то из посетителей залез в подсобку и спёр кошачий гроб? Я, по-твоему, совсем дура, чтобы в это поверить?! Ничего он не должен был! Это я должна была понять, что ты так и планировала.

– Я всего лишь хотела дождаться, пока земля растает, клянусь. – Уна попыталась плавно приблизиться к ней, но Рин отскочила, как подраненная птица.

– Конечно, конечно. Как ты там сказала – «Это будет самым правильным решением»? Дать Ловцу ритуальную подачку из тела того, кого мы любили?

– Рин…

– А когда я сдохну, тоже в петли отнесёшь?! Или мне лучше самой доползти?

– Рин!

Я больше не мог этого выносить. И здесь скандалы, сколько же можно! Кара наверняка уже ушла, так что можно пока постоять на улице. Или вообще пойти куда глаза глядят.

Она не ушла. И я вздрогнул от неожиданности, увидев её, стоявшую у двери. Она