Регрессор №15 (Условный финал) - Максим Арх

я устал от всей этой тяжести. Устал сомневаться. Я хочу понять только одно! Скажи: ты правда меня любишь? Ты готова любить меня и в горе и в радости и будешь верна мне всегда?

— Да! Тысячу раз да! — всхлипнула она и прижалась ко мне, будто боялась снова потерять.

— Что ж, тогда так тому и быть, — вздохнул я и обнял свою жену.

— Значит… мы попробуем? — спросила она.

Я кивнул.

— Да.

Марта застыла на мгновение, подняла на меня заплаканные глаза и, с дрожью в голосе и надеждой, еле-еле слышно прошептала:

— А Вася — мой ребёнок?

Я улыбнулся, прижал её к себе ещё крепче.

— Не твой, а наш. Запомни это раз и навсегда! — сказал я твёрдо и тут же добавил: — Распорядись, чтобы его немедленно привезли к нам. Он будет жить с нами. И я воспитаю из него достойного человека!

Марта закрыла лицо руками и заревела. Но это были уже не слёзы горя, а слёзы облегчения и радости от того что мы снова были вместе!

Глава 14

Тушино. А ну-ка, девочки!

Для того чтобы объехать бесчисленными колоннами двигающиеся группы фанатов, нам пришлось двигаться по неасфальтированной дороге. Колонна вышла серьёзная: впереди и позади милицейские «Волги» с мигалками, ещё один автобус с техникой и аппаратурой и целый грузовик с колонками. Изнутри всё это напоминало маленький гастрольный караван, а снаружи — кортеж генсека. Автобус трясся на ухабах, пробираясь в сторону Тушино, и мы как селёдки в банке подпрыгивали вместе с ним.

Я сидел у окна и смотрел на двигающиеся то тут, то там толпы людей. Они бежали вдоль дороги, кто-то махал, кто-то старался заглянуть внутрь, а пара отчаянных ребят даже пыталась догнать нас на велосипедах, проявляя чудеса эквилибристики и размахивая плакатами.

«Чёрт возьми, — подумал я. — 1978-й год. СССР. И всё выглядит так, словно мы едем на „Вудсток“ или на „Интервидение“. Только там артисты обычно в джинсах и с гитарами, а у нас — крепкие милицейские и строгие товарищи из Госконцерта, которые, кажется, нервничают сильнее, чем мы».

Рядом со мной сидел Антон, наш фронтмен. Он выглядел как человек, который вроде бы рад, что его мечта сбылась, но одновременно готов расплакаться от ответственности. Он стучал пальцами по колену и бормотал:

— Такое ощущение, что нас сейчас будут брать в плен.

Дмитрий, второй гитарист, усмехнулся и хлопнул его по плечу:

— Привыкай, брат. Ты уже давно не просто Антон, а Антон, кумир миллионов.

— Ага, — хмыкнул новоиспечённый кумир. — Миллионы-то есть, а зарплату всё равно через бухгалтерию Госконцерта выплачивают.

Басист Иннокентий, как обычно сидевший с абсолютно непроницаемым лицом, заметил:

— Толпа ладно — пусть орёт, их дело. Главное, чтобы до нас не дотянулась и чтобы струны на гитарах не порвали. А то это катастрофа будет.

— Катастрофа будет — это если фанатки прорвут милицейский кордон и утащат тебя, — поддела его рыжая Юля, выглянув в окно. — Смотрите, смотрите! Они же реально плакаты с нашими именами несут! Вот: «Антон, мы тебя любим!», «Юля — солнце сцены!».

— А где «Катя — наше всё»? — тут же вскинулась Катя, поправляя волосы. — Опять все внимание на рыжих.

Лиля, спокойная и сдержанная, приобняла её за плечи:

— Потерпи, котёнок. У тебя будет свой фан-клуб — дай только время. Мы в тебя верим.

— Но всё равно жалко, что нет плакатов со мной.

— Может, и есть, — негромко произнёс клавишник Сева. — Просто они не здесь, а где-то в другом месте. На другом конце лётного поля, например, находятся.

— Во-во! — поддержал его ударник Мефодий. — Концертная площадка-то получилась огромной. Больше, чем в Германии была. Разве тут всё рассмотришь… если только на вертолёте. — Он посмотрел на меня и весело спросил: — Сашка, ты нам вертолёт обеспечить не сможешь? А то ты ж теперь птица высокого полёта, а значит, паришь там, где и вертолёты летают.

Все засмеялись, и даже Антон перестал мрачно барабанить пальцами.

Я слушал их и улыбался. Внутри меня перемешивалось всё сразу: гордость за ребят и радость за то, что мы делаем.

Взял сидевшую рядом Марту за руки и, показав на группу фанатов, сказал по-английски:

— Смотри, это они тебя на плакате изобразили.

Там действительно была изображена синеволосая голова и надпись на русском: «Добро пожаловать в СССР».

О том, что Марта Вебер приехала в страну и не просто приехала, а примет участие в концерте, все радиостанции и газеты Советского Союза сообщили прямо с утра. Более того, крутящаяся по телевизору каждый час реклама предстоящего мероприятия тоже громогласно об этом заявляла.

И произошло то, что и следовало ожидать. И без того немалый ажиотаж превратился во что-то немыслимое. Послушать популярную иностранную певицу, которая по совместительству является моей женой, захотело ещё больше народу, от чего концерт обещал стать не просто многолюдным, а многомиллионным.

И организаторам пришлось напрячься. Конечно же, они, опираясь на опыт уже проходивших ранее подобных мероприятий, а также иностранных гастролей, предусмотрели если не всё, то очень многое. Это и существенное количество туалетов, которых так часто не хватает на подобных концертах. И большое число медицинских пунктов и точек общепита. Однако с битком набитыми электричками, автобусами и вагонами метро они попросту ничего сделать не могли — банально не хватало транспорта. Да и как могло быть иначе, если чуть ли не полстраны одномоментно решили выдвинуться на культурное мероприятие? Вот и пришлось огромной массе людей просто идти пешком.

Марта, увидев масштаб и, вероятно, представив грандиозность предстоящего выступления, сжимала мою руку и восторженно смотрела в окно, время от времени что-то говоря, мешая немецкую речь с английской.

«Надо бы ей учителя русского языка и литературы найти. А то кроме слов „Сашенька“ и » Я тэбьа лублу' толком не знает русского языка — непорядок', — размышлял я.

Да и товарищ Суслов в сегодняшнем телефонном разговоре тоже намекал, что, мол, пора, тебе, Васин, жену русифицировать.

Позвонил он мне домой с самого утра. Мама, подошедшая к телефону, вначале даже не поверила, когда ей сказали, кто именно собирается пообщаться с её сынулей.

А когда поверила, то прибежала ко мне в комнату и, тряся за плечо, стараясь не разбудить сопящую рядом Марту, зловеще-испуганным тоном, прошептала:

— Там Суслов тебя спрашивает!

Глянул на висевшие