Как я провёл лето в Талморе - Сим Симович

под ногами дальше, — сухо сказал маг. — А ты слушай. Я не буду приходить каждый день. Но если приду и услышу что-то полезное, монет будет больше.

Она коротко кивнула, прижимая чашку к груди. Простая сделка. Нищенка даже не поняла, что с этого момента у неё появился хозяин. Ей казалось, что это просто удачный день.

Дальше всё выстраивалось само. Одно решение цеплялось за другое, как шестерёнки в двемерском механизме. Эльфу нужно было лишь дать системе пару толчков.

В переулке между трактиром и лавкой травника тусовалась стая подростков: слишком взрослых для детской жалости, слишком молодых для серьёзной работы. Они бегали курьерами, носили воду, иногда чистили сапоги. Вечером дрались друг с другом из-за места у кухни. Илвасион выбрал самого дерзкого: худощавого парня с острым лицом и шрамом через бровь. Тот слишком громко смеялся, слишком резко двигался. Таких часто либо ломают, либо покупают.

Таморец сел за столик у окна трактира, заказал чашу дешёвого вина и сделал вид, что погружён в бумаги. На самом деле он смотрел на отражение в мутном стекле. Ждал, пока парень сделает то, что делают все такие: попытается заработать лишнюю монету на «случайной услуге».

Тот не подвёл.

— Господин, — голос у подростка был сиплый, сорванный. Курил, пил, кричал. — Что-то принести? Передать? Тут иногда запирают не вовремя…

Илвасион поднял взгляд. Их глаза встретились в отражении. Мальчишка чуть дёрнулся: не ожидал, что эльф смотрит на него уже давно.

— Можешь передавать? — уточнил писарь. — Быстро?

— Быстрее всех, — самоуверенно отрезал тот.

— Тогда принесёшь мне нечто другое, — сказал маг. — Список.

Подросток прищурился.

— Какой список?

Илвасион достал из папки чистый лист, быстро начертал несколько колонок, как привычно делал в отчётах: «Имя», «Где бывает», «С кем говорит», «Что пьёт». Подвинул лист к нему.

— Сегодня вечером запомнишь тех, кто садится ближе всего к этой стене, — эльф указал на участок зала. — Завтра утром расскажешь мне, что сможешь о них сказать. Они часто здесь? С кем приходят? Уходят ли трезвыми? Если не справишься — скажешь честно.

Парень фыркнул.

— Это легко.

— Легко — покажешь, — Илвасион пододвинул ему маленький мешочек с монетами, но не отпустил. — Только одно: ты не говоришь никому, что работаешь на кого-то из магистрата. Если спросят, скажешь, что просто подслушиваешь ради интереса. Ты ведь и так это делаешь.

Подросток смутился, но кивнул. Эльф отпустил мешочек.

— Как тебя зовут? — спросил писарь.

— Тар, — буркнул тот.

— Хорошо, Тар. Завтра в это же время. И не пытайся придумать, чего не было. Я отличаю.

Сеть росла не за счёт больших шагов, а за счёт множества маленьких. Женщина у рынка слушала базар и ворчание стражи. Дан крутился у ворот, ловя ругань возниц и купцов. Тар подслушивал тех, кто считал себя достаточно осторожным, чтобы говорить в трактире громче шёпота. Ещё пара нищих возле храма Стендара знали, как часто заходят новые стражи и с каким лицом выходят. Один бродяга у канализационных люков слышал, кто и когда поздно ночью ходит «облегчаться» ближе к воде, чем к отхожему месту. Никто из них не думал, что работает на кого-то. Они просто хватались за любую возможность получить кусок хлеба, монету, тёплый угол.

Высокоэльф никогда не говорил им: «Ты мой человек». Не давал клятв, не требовал. Он просто задавал вопросы и платил. Иногда даже за то, что его не устраивало. Небольшая переплата за честность формировала привычку говорить правду. Ложь маг наказывал без демонстративной жестокости: просто переставал давать задания. В городе, где каждый день нужно искать, чем наполнить желудок, забытый благодетель становился наказанием сам по себе.

В магистрате всё оставалось прежним: Илвасион приносил отчёты, проверял сводки, разбирался с жалобами. Когда к нему приходили с очередной просьбой «повлиять» на чей-то налог или разрешить кому-то торговлю на удобном месте, писарь вчитывался в имена, а в голове двигались уже знакомые фигуры. Купец, которого вчера обматерили у восточных ворот. Стражник, который слишком громко смеялся в трактире. Полукровка, которого выгнали с шахты и который теперь шатался у рынка.

Иногда эльф незаметно менял формулировки. В одном месте задерживал подпись. В другом — ускорял. В третьем — добавлял одну безобидную строчку: «при участии наблюдающего писаря». Так у него появлялся формальный повод оказаться там, где уже были его «случайные» свидетели.

Они привыкали к Илвасиону, как к части городского пейзажа. Высокий эльф с вечной папкой, который иногда задаёт странные вопросы и иногда платит. Никто не складывал эти эпизоды в целое. Слишком мелкие куски, слишком разрозненные. Чтобы увидеть узор, нужно было смотреть сверху. Этим занимался маг-писарь.

Вечером, вычерчивая очередные линии в собственных заметках, он видел, как город на бумаге постепенно превращается в сеть. Улицы, рынки, трактиры, ворота, храм, шахты. Маленькие кресты там, где сидели или ходили его немые свидетели. Кружки — там, где часто пересекались люди, о которых Илвасион слышал из разных источников. Линии — возможные пути.

Это ещё не была полноценная шпионская сеть. Пока нет. Скорее, система датчиков, вынесенных в разные углы. Они не понимали, что подают сигналы одному центру. Им и не нужно было понимать.

Однажды Дан, запыхавшийcя, влетел к нему в канцелярию, забыв, что сюда обычно не бегут, а входят.

— Господин! — выдохнул мальчишка, чуть не налетев на стол. — Простите… только что у ворот люди Стендара… они спрашивали…

Стражник у двери уже собирался прогнать его, но Илвасион поднял руку.

— Пусть говорит, — бросил писарь. — Чем быстрее, тем меньше помешает работе.

Стражник недовольно скривился, но отступил. Дан пересказал коротко, скомканно, но по сути: новые стражи интересовались «странным эльфом, слишком часто шаставшим по ночам». Описания было недостаточно, чтобы связать их с конкретным таморцем. Но достаточно, чтобы Илвасион понял: круг сжимается.

— Хорошо, — сказал маг и бросил мальчишке монету. — Если будут спрашивать ещё, слушай, но не отвечай. Ты меня не знаешь. Ты просто мальчишка у ворот.

Дан кивнул, сжал монету и исчез, как мышь в щели. Стражник фыркнул.

— Зачем вы их терпите, господин? — пробормотал он. — Воняют, мешаются…

— Они дешевле, чем дополнительные патрули, — спокойно ответил писарь, не поднимая глаз от бумаги. — И иногда полезнее.

Стражник не понял. Это было к лучшему.

По ночам, возвращаясь в свою комнату, Илвасион иногда думал о том, насколько далеко можно зайти, выстраивая такие сети. В мире, откуда