Когда в июне замерзла Влтава - Алексей Котейко

бумагах, связанных с этим делом. Когда родителей арестовали, кто-то забрал её из родного дома и спрятал. Мир всё-таки не без добрых душ, — последнюю фразу настоятель произнёс рассеянно, словно погрузившись в собственные воспоминания.

— Могу я спросить, отче? — осторожно поинтересовался капрал-адъютант.

— Спрашивайте.

— Почему вы приняли в обитель брата Ареция?

Настоятель внимательно посмотрел на Максима, и в этот момент в монахе, как никогда прежде, проступил прежний солдат.

— Двадцать лет тому назад, — медленно, словно выуживая из глубин памяти неприятные ему картины, заговорил отец Варфоломей, — я был в отряде герцога де Гиза, когда он вернулся из Венгрии во Францию. Тогда для меня не составляло разницы — турки или гугеноты, враг есть враг. Четыре года спустя, в конце августа, мы были в Париже…

— Вы видели Варфоломеевскую ночь, — понял Макс.

— Я участвовал в ней, — глухо поправил его монах. — И вот тогда-то понял разницу между врагом реальным и врагом мнимым. К сожалению, это понимание пришло слишком поздно. На рассвете, когда на городских улицах ещё лежали горы трупов, я покинул Париж и Францию, а по возвращению домой принял постриг. Надеюсь, что мне ещё достанет времени искупить хотя бы часть совершённого зла.

— А почему вы, зная о невиновности брата Ареция, не восстановили его доброе имя?

Настоятель нахмурился:

— Знать и иметь возможность доказать — разные вещи. Да и что бы это изменило? Злату не воскресить, а брату Арецию и его дочери не было бы покоя: недобрая слава и подозрения преследовали бы их повсюду. Никакой суд не способен заткнуть рты сплетников.

— И вы спрятали девочку? — предположил Резанов, глядя, как бывший наёмник с мрачным видом снова занялся свечами на алтаре.

— Я всего лишь позаботился о том, чтобы упоминания о ней не попали в судебные бумаги. Девочку забрала какая-то старуха, кажется, родственница жены Богумила.

— Пани Магерова, — кивнул капрал-адъютант.

— Я не знаю её имени и где она живёт, — пожал плечами настоятель. — Но дочь брата Ареция зовут Элишка.

— Отче, а вы не думаете, что дело было вовсе не в несостоявшейся свадьбе? — задумчиво предположил Максим.

— То есть?

— Пан Шилган — человек богатый и влиятельный, как я понимаю. Цеховой старшина. Возможный будущий цехмистр. Зачем бы ему понадобился молодой мастер в зятья?

— Я слышал, — губы монаха скривила усмешка, — что пани Шилганова не блещет красотой. Сейчас ей уже под сорок, и она так и осталась в старых девах…

— Всё равно. Свадьба, хорошее приданое — сплошные затраты без какой-либо прибыли. В конце концов, можно было найти для дочери более выгодную партию. Причём ещё до того, как Богумил стал подмастерьем.

— Право слово, не знаю. Но факт состоит в том, что пан Шилган выступал одним из главных свидетелей обвинения, и если бы брат Ареций не выдержал пыток и сознался — гореть ему на костре вместе с женой. Тут бы и моё заступничество не помогло.

— Вы полагаете, пан Резанов, — подал голос командор, подходя ближе, — что дело было вовсе не в личной обиде? Что мастер Богумил узнал о своём бывшем наставнике что-то, чего ему знать было не положено?

— И бывший наставник сжил его со свету, пан командор.

* * *

Пан Чех с невозмутимостью фаталиста принял тот факт, что ему предстояло возвратиться в кордегардию вместе с Брунцвиком, забрав лошадку Шустала. Дождавшись, пока они уедут, и убедившись, что вокруг нет ни единой живой души, Максим подошёл вплотную к приятелю и заговорил:

— Иржи, прежде, чем мы отправимся, я должен взять с тебя слово, что ты никому и ни под каким видом не выдашь того, где мы побываем и что там узнаем. Всё необходимое для дела я сам после расскажу пану командору.

— К чему такая таинственность?

— Ты дашь слово или не дашь?

— Да дам, конечно, — Шустал растерянно смотрел на Резанова. — Только прежде за тобой вроде не водилось пристрастия к секретам.

— Дело серьёзное, Иржи.

— Ты мне говоришь!

— Я клятву принёс, — пояснил Макс, и ироничная усмешка тут же исчезла с лица его друга:

— Надеюсь, ты отдаёшь себе отчёт в том, что делаешь?

— Я тоже на это надеюсь, — вздохнул парень.

— Макс, клятва — это тебе не абы что. Особенно, если клялся чем-то важным, — капрал оценивающе посмотрел на него и, поймав страдальческий взгляд Резанова, кивнул:

— Ну, ясно. Как всегда — вляпались.

— Ты можешь отказаться. Подожди меня у «Гуся» или у «Медведика», и потом вместе явимся с докладом.

— Хорошего же ты обо мне мнения, — проворчал Иржи, шаря рукой за пазухой. Потом вытащил нательный крест, поцеловал его и, вытянув на цепочке в сторону друга, сказал:

— Жизнью своей клянусь, что пойду за тобой, куда нужно, и сделаю, как скажешь, — он ещё раз поцеловал крест и спрятал его обратно под одежду, морщась от прикосновения холодного металла к коже. — Двигаем? Куда нам?

— На Подскали. К слову, отец Варфоломей…

— Попросил не разглашать никому то, что рассказал тебе и командору, — махнул рукой Иржи. — Знаю я наших святых отцов.

— Напротив, он как раз таки позволил всё тебе рассказать. Когда командор заявил, что отпустит меня только под твоим присмотром.

— Ну, выкладывай, — с важным видом кивнул Шустал, на ходу проверяя оружие.

— Во-первых, брат Ареций до пострига был мясником.

— О как!

— Во-вторых, его наставником — до сдачи экзамена на мастера — был пан Шилган, один из цеховых старшин.

— Так-так-так… — Иржи поправил плащ и плотнее надвинул шляпу: с неба снова начали срываться снежинки, а из-за низко повисших туч пасмурное неприветливое утро разливалось