Рожден быть опасным - Дмитрий Сергеевич Самохин

Они разнесли фонтаны по кирпичикам. Они врывались в кафе, переворачивали столики и грабили, заливая брюхо дармовым пивом, в то время как хозяин заведения с перерезанной глоткой лежал за стойкой, чтобы не смущать пьющих. Дети, измазанные кровью, слоняющиеся по улицам, с глазами, полными слез и боли. Пожары, охватившие город, пожары на каждом углу. Взрывы. Перевернутые автомобили. И князь, повешенный на центральной площади.

С полицией «Центр сопротивления» расправился быстро. Не помог и гарнизон Земной пехоты, что базировался неподалеку от города. Горожане, среди которых каждый служил в армии, вооружились, сумели занять гарнизон и перебили всех солдат, которые не согласились перейти на их сторону. А перешли почти все. Кому охота погибать?..

Мы называли их «Крысы». Я тогда еще служил в спецназе. Отряд «Koбpa‑Z». В вольные охотники я ушел после этой операции. Перед тем как нас отправить в город, начальство провело инструктаж. Нам разъяснили, что Крысы заняли весь город. Все горожане — Крысы. И была дана директива — пленных не брать. Уничтожать всех, кто будет сопротивляться. В общем, нас, юнцов, накачали, как только могли, а потом еще и провели через психокодер, который эту информацию выжег нам на подкорке. Большинство ребят из моего отряда были родом с маленьких провинциальных планет. Они никогда не были в мегаполисах, на крупных торговых планетах. Да чего там говорить, даже Земля, хоть и сохранила за собой статус столицы ФГЗ, превратилась в такое же провинциальное захолустье. Ни одного небоскреба, ты только подумай. Не то что крупные города Амбера или Средиземье. Так вот. Я оказался единственным, кто вырос в крупном городе мощной торговой планеты. Я не привык к маленьким городам и фермерским планеткам и если честно, то презирал всех провинциалов. Я амберец и этим всегда гордился.

— Ты амберец⁈ — удивился я, оборвав историю Крысобоя.

— Точно. Амберец, — подтвердил Марк.

— Ты никогда не говорил об этом.

— А ты спрашивал?

— Нет. В общем… — развел я руками.

— После инструктажа нас накачали какими-то усилителями, — продолжил рассказ Крысобой, — и десантировали на одноразовых капсулах в пяти километрах от города. В случае провала, дороги назад не было. В каком-то смысле мы были смертниками. У нас был единственный выход — победить, исполнить приказ. Другого пути нет. Все это сознавали.

Для меня это дело стало первым. Я — единственный свеженький, только что из учебки, и сразу на серьезную операцию. Остальные все имели за спиной уже по три‑восемь зачисток. Был парень, который прошел пекло средиземской войны. Ну, помнишь, столкновение с негуманоидной цивилизацией Роптишь. Стреляный парень. Как же его звали? За восемьдесят лет из головы вылетает даже имя мамы, а не то что… По-моему, его звали… точно, Радион. Радион Шмель. Кличка Шмель. Он, когда стрелял, все время жужжать начинал.

После высадки мы пробежали пять километров. Представляешь, в полной боевой амуниции. На подходе к городу нас встретили. Шквальный огонь.

Наше командование просчиталось. Наш взвод предназначался для устранения групп террористов, но никак не для полномасштабной войны, в которую в результате мы оказались вовлечены.

На окраине паренек из нашего взвода подорвался на мине. Его разметало на двести метров, разбрызгало по нам. Это был первый труп, который я увидел. Рядом со мной погиб человек, но я не обратил на него внимания. Нас закодировали на смерть, и мы несли ее в своих руках. Вслед за взрывом застрочили пулеметы. Очередями срезало еще двоих. Ладно.

Подробности не обязательны.

Мы захватили пулеметные точки и убили пулеметчиков. Ими оказались дети. Два паренька лет по двенадцать — пятнадцать. Мы не знали об этом. Мы забросали точки гранатами. Одному из подростков оторвало ноги, но он все еще был жив. Я заколол его штык‑ножом, чтобы не мучился.

Мы вошли в город. С боями. С потерями. Но вошли. Командиры, которые остались на орбите, не могли догадаться, до какого размера раздулась проблема. А ведь с чего бодяга началась. Рабочим задержали зарплату на два месяца. А директора заводов жировали. Фермеры потеряли урожай в результате сбоев в климатизационно‑контрольной службе, и кожухом накрылась торговля. Пролетарии выплеснулись на улицы. Они сами не обратили внимания на то, что все давно вышло из-под контроля. К тому же к бунту подстрекал «Коммунистический Центр Рабочего Сопротивления». В результате весь город оказался захвачен, и, что самое интересное, весь город поддерживал бунт. В нас стреляли дети, а женщины выбегали, обвязанные взрывчаткой, нам под ноги.

Две улицы мы обменяли на двадцать спецназовцев…

Кафе называлось «Иверия». Мы проходили мимо него, когда из окна затарахтел пулемет. Шмеля изрешетило пулями. В какой-то степени он прикрыл меня грудью, но и меня зацепило. Две пули принял броник. Третью он просто не выдержал. Она прорвалась в грудь. Я упал и потерял сознание.

Очнулся почти сразу. Может, минут пятнадцать прошло.

Кафе полыхало.

Шмель не дышал. Я отполз в сторону, чтобы меня не зацепило, и сбросил с себя дырявый броник. Пуля прошила мясо и, на мое счастье, ничего серьезного не задела, но ребята ушли. Тогда я распсиховался. Было обидно, что меня, раненого, оставили на поле боя. Я еще не знал, какая их ждала судьба.

Каждое окно лило на них свинец. Каждая дверь полыхала пламенем. В каждом кафе притаился человек с оружием, готовый умереть. А они шагали вперед, как раскаленный прут идет сквозь резиновую стену. Напряженно.

Они полегли вдоль трех последующих улиц.

Последнего спецназовца взяли живым и повесили прилюдно, транслируя казнь через спутник на орбитальную станцию.

Командиры с орбиты отдали приказ о вводе регулярных войск. Они не стали сжигать планету‑город. Они нуждались в этом фермерском мирке. Но ввод войск требовал времени. Никто не думал, что в живых остался хоть один из «Кобры». «Кобру» списали.

А я остался живым. Живой в среде врага. Живой среди Крыс.

Я уполз в безопасное место. В полыхавшее кафе. Через которое смог попасть во внутренний дворик, где взобрался на чердак. Я отлеживался несколько часов. При помощи походной аптечки я залил рану медицинским клеем. Через два часа на месте шва красовалась красная полоса. Кожа срослась. Тогда я задумался.

Оставаться на чердаке, отлеживаться и ждать, пока меня найдут и прикончат, это меня не устраивало. Я решил стать Крысобоем во тьме Крыс. Тем же вечером я выбрался на улицу.

Кафе потушили.

Жизнь потихоньку входила в свое русло.

Бунт когда-нибудь заканчивается. Все угнетатели болтаются на виселицах, и бунтовать‑то вроде бы уже не надо. Бедные поделили богатство богатых, которых отправили