Сделай что сможешь. Развивая успех - Андрей Васильевич Лео

Естественно, сначала меня о жизни расспрашивали. А как иначе? У дам во дворце с развлечениями жуткая напряжёнка. Это питерский бомонд может позволить себе ночи напролёт отрываться на балах и в салонах, а придворные дамы, особенно фрейлины, — нет, их жизнь ограничена строгими правилами, которые нарушать нельзя.

Разумеется, свою жизнь в Сибири я расписал самыми яркими красками, дамы непрестанно охали, ахали и удивлялись. Даже наследник слушал мой рассказ с нескрываемым интересом и периодически хмыкал. В конце я посоветовал дамам почитать рассказы Машули, которые начал публиковать журнал «Дело», она там сибирскую жизнь прекрасно описала.

Ну а затем и до песен дело дошло, опять вышел концерт часа на полтора. После я заметил, что дамы пресытились и песнями, и рассказами, и новыми впечатлениями, поэтому постарался свернуть свою «концертную программу», не спев всего «репертуара». Думал, всё, отработал, сейчас отпустят, но не тут-то было: дамы попрощались, а цесаревич захотел переговорить со мной тет-а-тет, правда предупредил, что задержит ненадолго.

Дождавшись ухода дам, он угостил меня крепким портвейном (себе тоже не забыл налить полный бокал) и ошарашил вопросом:

— Александр, а на государственную службу вы поступить не желаете? Или в придворный штат?

Ха, довольно прямо и откровенно. Только кто меня без документов, подтверждающих образование, на госслужбу возьмёт? Кому я там, на фиг, нужен? Да и кем я могу устроиться? Писарем, что ли? Или мальчиком на побегушках, который будет иногда развлекать придворных дам своими песнями? Хм… а может, это проверка «на вшивость»? Не стану ли я просить протекции? Не собираюсь ли воспользоваться случаем, чтобы пробиться в окружение наследника престола?

Ай, ладно, чего гадать. Всё равно мне госслужба ни в каком виде не нужна.

— Считаю, как промышленник я принесу государству больше пользы.

Александр Александрович усмехнулся:

— Что, государева служба совсем не прельщает? Вы, я смотрю, человек деятельный, могли бы достичь высоких должностей, а стало быть, и на развитие России имели бы особое влияние.

Блин, как же отбрехаться-то, не вызывая неприязни?

— Знаете, среди чиновников в Сибири ходит высказывание: высшие должности походят на крутые скалы, и только орлы да пресмыкающиеся взбираются на них. До орла я пока не дорос, и кто знает, дорасту ли, а пресмыкающимся никогда не был и уже не буду.

Мои слова рассмешили Александра. Начал он смеяться потихонечку, но постепенно его смех перерос в откровенный хохот. Ну и славно! Недовольства я не вызвал, значит, встреча завершается на мажорной ноте.

Отсмеявшись, великий князь одним глотком допил портвейн и встал.

— Вы забавный молодой человек, Александр. Я вас запомню.

Вот и вся пирушка. Чего он от меня хотел, я так и не понял. Ой, да бог с ним, мне вообще лучше ещё лет пять от цесаревича подальше держаться. Для общения с персонами столь высокого ранга сначала надо заработать хоть какой-нибудь общественный вес, иначе они просто не будут воспринимать тебя адекватно.

А дома мне пришлось «отчитываться о проделанной работе» сразу и перед «мамулей» с «папулей», и перед «руководством» клана Ростовцевых. Вера Николаевна и Александра Александровна (мама и тётя графа Ростовцева) пожелали узнать новости из первых рук, поэтому и ожидали моего возвращения вместе со всеми. Впрочем, мой рассказ был коротким (а чего там много рассказывать?), и обсуждали будущие родственники его недолго. Все посчитали, что я вёл себя на приёме достойно и приобрёл в лице цесаревича и его супруги очередных покровителей, а следовательно, и покровителей клана Ростовцевых. Эти приятные новости мы и обмыли за ужином шампанским.

Но если честно, это начинает меня напрягать: получается, я, ещё не вступив в клан, уже за всех ответ держать обязан, а они, в свою очередь, держат ответ за мои поступки. Учуди я сегодня какую-нибудь глупость, и в глазах высшего общества неприглядно именно Ростовцевы станут выглядеть.

Как всегда, выходные пролетели быстро, и снова я, с какой-то затаённой радостью, окунулся в работу. Недавно с удивлением осознал, что с приездом сибиряков меня на работе начинает охватывать нешуточный азарт — возникает желание горы свернуть. По-видимому, это сказывается появление помощников инициативных и деятельных, на которых я могу во всём положиться, которым могу с уверенностью доверить любое дело.

А о чём это говорит? О том, что как производственник-управленец я состоялся. Теперь не без гордости сам себе признаюсь, что сумел создать в Красноярске вполне работоспособную команду, готовую на многое. И это, конечно, тешит моё самолюбие, но… почивать на лаврах пока рано, надо двигаться дальше: и самому опыта набираться, учиться и развиваться, и народ к своему уровню подтягивать. Планов-то у нас скопилось — у-у… лет на тридцать как минимум.

Только я закончил планёрку с начальниками цехов, как в дверь кабинета просунулась голова «вождя пионеров».

— Александр Владимирович, к вам можно?

— Заходи, Фёдор. Чего хотел?

— Проблемы с питерскими.

Ха, что-то я в Красноярске о проблемах с новичками не слышал, все они решались втихаря, кулуарным мордобоем. Стоп, кажется, мордобой уже был, вон какой синячище у Федьки под глазом сияет и на подбородке ссадины.

— Присаживайся и рассказывай.

Блин, а послушать есть чего. Если объяснять простыми словами, то Федьку хотят спихнуть с должности начальника — местным шалопаям не понравилась «диктатура», устроенная им в нашем заводском училище. Появился новый лидер и попробовал с помощью кулаков права качать, ну и получил в результате трындюлей по полной. Дальше — больше: собрался пацан повторить наезд вместе с двумя своими дружками, но и это не прокатило — трындюлей раздали всем. Федьку жизнь драться хорошо учила, да и я потом тренировал.

На этом бунт вроде бы и заглохнуть должен был, но местный лидер очень умным оказался и подбил ребят на неповиновение. Причём поступил хитро: в открытую ребята претензий не высказывают, просто выполнение заданий и работ сильно затормозилось, а добыча сведений в городе вообще заглохла. Ну, Федька тоже не лыком шит, всё сразу понял и где уговорами, где объяснениями большую часть команды вразумил, но вот с остальными ничего поделать уже не может. Он для местных чужак, и собственной команды, кроме приятеля Пашки, за спиной у него нет. Это в Сибири было легко, там красноярская шантрапа енисейской быстро всё разъяснила, а тут…

У нас из набранных учеников пятнадцать ребят — дети рабочих путиловского завода, и