Васильевич. Книга первая. Братик - Андрей Готлибович Шопперт

Через пять минут закончив собирать трофеи с крымчаков к сидящему на трупе врага Бабину подоспели и остальные вои его десятка. Распределив коней, они вернулись по дороге к засеке и доложили Скрябину.

А тот как раз решал, разумно ли высылать сразу два десятка по дороге к Перемышлю, как предложили остальные разведчики. Тем более и лучников у него не лишку было. Ну, а тут сразу готовый десяток. Пахома отправили в медпункт, а пешцы разобрали своих лошадей и присоединились к конным разведчикам.

Когда операцию по извлечению стрелы Бабину проводили, брат Михаил и чиркнул на планшете краткую выжимку из двух разведок для князя Углицкого.

— Нужно и в тыл пару человек послать, — распорядился Юрий Васильевич, — надобно поторопить ополчение. Ну как распорядился? Ляпунов раненый валяется, а Скрябин ускакал. Пришлось десятника Ивана Козла старшим поставить и поручить ему озаботиться связью с ополчением.

Событие сорок четвёртое

Тимофей Скрябин сам вторую разведку возглавил. При этом у Юрия Васильевича ещё и пистоль выпросил. Мол, стрелец из него так себе, лук в руках держал, но давненько, а с пищалью на коне — смех и грех. Брат Михаил дождался кивка Борового, показал сотнику как колесцовый замок работает, сам зарядил и пальцем погрозил калужцу, ежели помрёшь, то кому отдай, чтобы князю вернули.

Тимофей сильно помирать не стремился, ухмыльнулся, но пообещал фряжскую штуковину назад привезть, али передать.

За ними навалили снова елок, перегораживая проход, и двадцать всадников, дворян в основном, вновь по дороге на Перемышль двинулись. Держались ближе к лесу и ещё вперёд для уверенности троих выставив на самых резвых конях. Авангард этот был в пределах видимости и ежели те драпать начнут, то у остальных будет время стрелу на тетиву наложить и натянуть лук.

Проехали с половину версты и ничего пока. Ещё столь же протрусили, сильно не разгоняясь. Лошадки для бегства не запалённые нужны. Нет басурман. Следующую версту уже совсем медленно пробирались. А нет никого, вымерла дорога. Она не прямая, как та же стрела, нет, дорога точно следовала изгибам Оки и петляла прилично. Потому, каждый раз Скрябин ждал, что вон из-за того поворота сейчас вал татаровей выскочит и с гиканьем помчится на них саблями над головой вращая. Нету. Значит, вон из-за того. И опять никого.

Оно если беду кликать, то чего бы ей не явиться. Явилась и на этот раз.

Правильно сделали, что впереди разведки ещё разведку выслали. Как раз Ока очередную загибулину отмочила и первая тройка скрылась за поворотом дороги. И сразу снова показались, орут чего-то и руками машут. Ну, не медведя увидели явно. Опять татаровья пожаловали.

— Приготовиться! — гаркнул Скрябин и чуть трясущимися от нетерпения руками досыпал порох на полку из пороховницы или натруски пороховой. Вои луки натянули и ждут, когда крымчаки из-за поворота покажутся. До него саженей двадцать — двадцать пять, не промахнуться.

Басурмане ясно, что троицу разведчиков заметили, и вскоре из-за огромных сосен, росших на повороте дороги, показались настёгивающие своих лохматых лошадок всадники с копьями в руках. С десяток.

— Бей! — охрипшим от волнения голосом рявкнул Тимофей и сам стал опускать пистоль, что до этого стволом в голубое небо направлен был.

Защёлкали тетивы и почти сразу татаровья стали валиться с коней. Не все из этого десятка трое уцелело. В одного с бунчуком… ну, может просто чёрный конский хвост к копью привязал, Скрябин и прицелился. Выждал ещё чуток, чтобы уж точно пуля долетела, и когда между ними с десяток саженей осталось потянул пальцем за спусковой крючок. Бабах. Перед глазами вспыхнуло пламя, а потом выросло в мгновение ока большое серо-белое облако, которое стало сносить ветром в сторону леса. Двух оставшихся басурман сняли с коней стрелы его людей, успевших выхватить из колчана вторую стрелу и натянуть лук.

Тимофей, грешным делом, думал, что крымчаки десяток в разведку выслали и они их удачно всех перебили, но в ту секунду, как он, переложив пистоль из правой руки в левую, перекрестился троекратно, из-за поворота вновь высыпали бусурмане. Много. Десятка три — четыре.

— Бей! — а чего, те тоже с копьями и расстояние между ними приличное, можно пару залпов сделать.

Щёлкнули тетивы луков и передние вои у крымцев стали валиться с лошадей. Снова щелкнули…

— Уходим! — Из-за поворота всё выдвигались и выдвигались татаровья.

Скрябин развернул коня, сунул пистоль за пояс и взяв в руку плётку стал настёгивать жеребца. Теперь главное было не убить там столько-то или чуть больше крымчаков, а оторваться от них, чтобы успеть в проход юркнуть и поганых за собой не протащить внутрь засеки.

Слышно было как заверещали, заулюлюкали татары, бросившись в погоню, но задел у них тридцать — сорок саженей был и не сомневался сотник, что он ещё увеличится. У них кони выше и мощнее и сами они налегке, без броней на конях и на себе, только лёгкие кожаные нагрудники надели, да шеломы. У самого же Тимофея и шелома нет. Вместо него тюрбан татарский на голове из бинтов. Как на такой шелом надеть?

Две версты до засеки, а показалось Скрябину что в пару мгновений они их преодолели. Вон выскочили из-за поворота, а там уже стена из поваленных елей и сосен лежит. Их заметили и стали одни вои загородку разбирать чтобы за изгородь их пропустить, а другие бросились проверять зарядку пищалей и вытаскивать из колчанов стрелы. Готовы будут и калужцы, и московиты к очередному набегу басурман. Встретят, как и первых, дружным огнём. Сколько бы не было поганых позади, мало им не покажется.

Событие сорок пятое

Назначив Ивана Козла — высоченного, нескладного, на первый взгляд, московского дворянина руководить обороной Се… засеки, Юрий Васильевич вновь к раненым вернулся. Но не судьба, Иван Силуянович, как о нём Ляпунов и отзывался, мол, парень он въедливый, сразу въелся. Пристал чего-то руками туда-сюда помахивая.

— Глухой я! — напомнил ему князь Углицкий.

Дубинушка ничуть не сконфузился, только теперь руками дирижировал перед братом Михаилом. Видно знал, что тот переводчиком подрабатывает за копеечку малую… А вот интересно, а кто-нибудь монаху на самом деле платит? Или это у него епитимия такая, за глухим княжичем присматривать.

«Говорит, что нужно к засеке воинов назад собрать», — написал на блокноте монах.

—