Первый шаг Некроманта. Том 6 - Илья Рэд

в овраг неподалëку. Перед тем, как туда спуститься, я посмотрел на его замершее тело. Недвижной каменной грядой оно заслоняло собой небо и даже не думало падать. Я не ощутил прилив сил, как это было с Тур’Загалом, значит, враг ещё жив.

Плавно спустившись вниз по безжизненному черно-серому склону, я остановился от чудовища в десятке метров. Пыль ещё не успела улечься как под нами образовалась теневая воронка. Покрепче сжав атлант, я приготовился если что к экстренному выходу на поверхность, лезвие ножа лежало на ладони, готовое окропиться кровью.

Окружение потеряло всякую материальность внешнего мира и в силу вступили иные законы. На девятом уровне тени смерть выглядывала отовсюду. Через лица павших в бесконечных битвах солдат, через страдальческие гримасы стариков, не желавших умирать, через испуганных женщин и детей, случайно попавших в этот произвол — все они отпечатывались на земле, которую попирали мои ноги. Тысячи и тысячи километров мертвечины.

Я уже был тут раньше, но каждый раз это зрелище словно гадкая патина прилипала к душе, заставляя осознать, насколько ничтожны наши проблемы в сравнении с вечностью посмертного заточения.

— Мой сын умирает, Аластор, — раздался голос впереди и сквозь рассеявшуюся дымку я увидел прекрасный, одухотворенный лик бога смерти, больше похожего на ангела с фресок.

Кудрявая белокурая голова, атласная кожа и правильное чересчур симметричное лицо. Ты смотрел в него и не понимал, что с ним не так. Таких идеалов в природе не существовало и из-за этого оно смотрелось по своему зловеще и отталкивающе.

Обскуриан прислонился ухом к гигантскому черепу, словно подслушивая мысли встревоженного дитя, рука успокаивающе гладила по бугристой коже рядом со страшными порезами от атлантов. Глаза уродца молили о спасении.

— Ничего не бойся, тш-ш-ш.

Всё тело бога смерти было заперто в смолянистую печать. Для обычного человека зрение в такой темени недоступно, но некроманты способны наблюдать за течением жизни в любых условиях. Мне захотелось рассмотреть оппонента получше, поэтому ввысь взметнулся шар, распространяя священный свет.

— Что для тебя смерть, Аластор? — медленно растягивая слова, спросил бог, он выглядел чересчур спокойным для того, кто вот-вот потеряет ещё одного ребёнка, тем более перед лицом его убийцы.

Неожиданно для себя я услышал собственный голос: смертному разрешили говорить в Потустороннем.

— Обязанность.

— И в чём твоя роль? Может, ты чувствуешь себя обязанным вмешиваться, куда не следует?

— Жить и быть добрым, потому что это в моей природе, в природе человека.

— Твоя «доброта» разбивает мне сердце, — Обскуриан, наконец, повернулся ко мне и на груди по центру я рассмотрел выгравированный рунный рисунок, кажется, то был бутон камелии.

— Смерть тоже часть этой роли. Когда придёт время, уйду и я.

— Когда-то и я был человеком, — понимающе кивнул кудрявый красавец, а на лице отобразилась задумчивость, — мечтателем, желающим изменить мир, подарить ему свободу…

— Твоя аналогия — бред. Я бы никогда не завалил мир трупами ради тщеславия.

— А ради любви?

Признаться это сбило меня с толку и мимолётное сомнение не укрылось от внимания божественного собеседника. Понимающая ухмылка пробежала по его губам.

— Эти святоши убили её, мою звёздочку, мать моих детей, почему Аластор? Ведь им нужен был я, я, — он наставил на себя палец, — тот, кто смешал все стихии. Я победил, я стал богом, а мои сыновья и дочь правили миром, людей ждало великое будущее, но эти фанатики всё испортили.

— Что ты имеешь в виду? — спросил я, но тот, казалось, не обращал на меня внимания, неизвестно зачем продолжая свой монолог и предаваясь далёким воспоминаниям.

— Просто чтобы мне насолить… В этом не было никакого смысла, — он снова посмотрел на умирающего Мор’Галиана и убрал от него руку. — А зачем этот мир будет жить без неё?

В его взгляде не читалось былой боли, за сотни лет она выгорела вся и остался лишь сам факт смерти жены, за который он цеплялся, как за знамя. Устроенная им и его детьми бойня была бессмысленным актом запугивания. Те, кто должен был извлечь из этого урок, умерли, не оставив даже воспоминаний. Всё поглотила жестокость и длилась она так долго, что люди забыли её первопричину, возведя бога смерти в абсолют зла.

— Он будет жить несмотря на твои хотелки, — отрезал я и, растворившись на мириады частиц, использовал этот шанс, чтобы уничтожить противника всего человечества, пока он был на виду.

Атлант — это оружие, убивающее богов. Не знаю кто рассказал о нём людям, но смысл изначально был в самопожертвовании. Ради близких мастера отдавали артефакту самое ценное — свои жизни. В этом плане люди страшнейшие существа во всём мире, они прут напролом: боги, полубоги, монстры, мертвецы — без разницы. Всё это будет побеждено и стёрто в пыль несмотря ни на что.

Найдётся тот, кто поставит свою жизнь на кон ради будущих поколений. Тот, кто вооружит всё человечество своей верой, даже когда шансы на выживание ничтожно малы. Он понесёт это знамя один, окружённый лишь демонами, смотрящими из глубины души.

«Просто ты не грёбанный герой».

Я вогнал теневой атлант в грудь бога смерти, стараясь сделать это максимально быстро.

«Перемены идут по следам демонов, Аластор», — это было последнее, что я услышал в мозгу, перед тем, как почувствовал плоть бога и утонул в нахлынувшей чудовищной энергии.

* * *

Неделю спустя, Вологда, поместье Барятинского.

Софи сидела на коленях, рассматривая робкий росток, пробившийся из промёрзшей земли по её воле. Вокруг блестел откопанный снег, варежки валялись в стороне, а её тонкие покрасневшие от холода пальцы дрожали в попытке защитить это чудо. Девушка шмыгала носом, но упорно сопротивлялась неизбежному — гибели цветка.

— У тебя получится, не спеши, — раздался позади неё голос Ломоносова, он наблюдал за всем этим процессом со стороны.

Ещё с самого утра они пытались вырастить «лекарство» для Артёма в непригодных для этого условиях. Как назло температура снаружи понизилась и лютовал обжигающий ветер. От него Ваня закрыл девушку барьерным куполом, чтобы та не отвлекалась. За всем этим со стороны хозяйственной пристройки наблюдал притаившийся Егорка.

Он, как и все в усадьбе, неделю назад почувствовал прокатившуюся холодную волну ужаса. Об этом говорили все кому не лень, поползли разной нелепости слухи. Абсолютно каждый подтверждал странное ощущение страха в тот день и один из церковников неосторожно обмолвился, что читал о подобном из священного писания. Так возвещал о себе всему