Варлорд. Политика войны - Николай Соболев

Суэро подписался сразу же. Со вторым, домушником чуть более плотного телосложения, пришлось поторговаться, но как только он узнал, что предстоит сделать, тоже согласился:

— Они убили моего брата, сеньор. И его жену.

Пока я возился с уголовниками, наши доморощенные контрразведчики занимались перлюстрацией и анализом. По большей части послания содержали уверения в том, что все будет хорошо, бытовые и семейные новости, но некоторые письма вызвали подозрения.

— Возможно, это паранойя, но в двух письма есть схожие призывы молиться на Ассунту*, призывы помощи от неба и указание на четвертый час…

* Ассунта — праздник Вознесения Девы Марии, середина августа

Я просмотрел тексты — блин, может это код, может нет, но лучше не рисковать…

— Ассунта завтра, так? Нужно срочно вызвать звено «кобр» из Барселоны.

— Они здесь не сядут…

— Есть полоса в Камаренийя, она подготовлена к приему DC-2.

Небольшой грунтовый аэродром использовали с того момента, как у нас появились самолеты тяжелей, чем «белянка», которые уже не могли садиться на шоссе к заводу. И вообще, по шоссе должны ездить автомобили, а не самолеты.

В Барселоне запрос на отправку «кобр» восприняли спокойно, чего нельзя сказать об Овьедо. У Дуррути, как только он стал во главе обороны Северной зоны, прорезались невероятное хомячество и без малого патологическая жадность. Я, конечно, понимаю, что у него задач выше крыши, что людей, ресурсов и времени не хватает, но делиться-то надо!

Удалось выцарапать всего три радиостанции и двадцать членов общества альпинистов — Буэнавентура уперся и сказал, что больше не даст, ему и так не с кем перевалы держать.

До вечера мы худо-бедно спланировали атаку и занялись уголовниками.

— Алькасар видишь?

— Еще бы! — принял от меня бинокль Суэро.

Громада замка возвышалась на крутом склоне над Тахо всего в трехстах метрах от нас.

— Линзы прикрывай, — поставил я ладонь над объективами бинокля.

— Зачем?

— Чтобы на солнце не бликовали. Увидят — выстрелят.

Суэро мгновенно снял кепку и держал ее над оптикой.

— Полукруглые башни видишь?

— Турели-то? — блеснул фортификационным термином напарник Суэро.

— Они самые. Между ними двери, левая заложена полностью, правая — мешками с песком. В левом простенке надо взобраться и пролезть на второй этаж…

Суэро присвистнул.

— Ну ты задачки ставишь, начальник…

— … и вот по этой схеме, — я развернул лист с планом Алькасара, — определить, где там у них что.

Теперь в затылка зачесали оба.

— Особенно, как охраняется эта сторона. Часовые, патрули, пулеметы…

— Хрена ли на второй? Может, на третьем пусто?

— Наоборот. На третьем пулеметная точка, а на втором мы никакого шевеления не засекли. Короче, тихо-тихо пробраться туда, посмотреть и к утру вернуться обратно.

— Маловато будет, надбавить бы, — попытался торговаться Суэро.

— Я пойду, а ты думай, — перебил его напарник.

Суэро плюнул еще раз и махнул рукой.

После заката я выдал им черные балаклавы, фонарики, веревку, тонкие кинжалы и прочий затребованный инструмент.

Два гребца ловко переправили их на плотике, пристав не сильно дальше расчетной точки, самодельные ниндзя чуток подождали под бережком и полезли наверх. Я смотрел в бинокль до рези в глазах, пока совсем не перестал различать в темноте — и без того узенький серпик новой луны полностью скрылся за тучами.

Всю ночь ползали вокруг Алькасара, слушая, как там меняются часовые — уж не знаю, кто, Москардо или Ромеро, но службу наладили будь здоров. Хотя при таком контингенте — гвардейцы да кадеты — это не слишком сложно. Главное, что сторону, обращенную к реке, стерегут не так рьяно, как три остальные.

Ночной зефир, как ему положено, струил эфир, вместо Гвадалквивира шумел и бежал Тахо, звяканье винтовок часовых заменяло гитары звон, все как у Пушкина, только два уркагана никак не возвращались. В половине восьмого встало солнце, мы на всякий случай выслали патрули вниз по Тахо — вдруг снесло? — но нет.

Блин, неужели я ошибся и домушники нас сдали?

— Ну где твои борцы с государством? — окрысился я на Умберто, когда патрули вернулись ни с чем.

Анархист мрачно пожал плечами и промолчал.

Уголовники, блин. И какого черта я на семьи понадеялся? Перекати-поле ведь, ни кола, ни двора. Не знаю, как тут, в России вору вообще не положено семью иметь. И бравада эта их криминальная — дескать, только они настоящую жизнь живут, остальные — лохи!

Вот они и кинули лоха. А этот, небось, про брата присочинил для жалости.

Придется штурмовать вслепую.

От самоедства меня отвлек прилет авиагруппы — две «кобры» из Барселоны и транспортник из Овьедо, с альпинистами и радиостанциями — мы с Ларри и охраной помчались на аэродром.

Услышав о необходимости перехватить самолет в четыре часа, летуны переглянулись, и старший задал естественный вопрос:

— А откуда они полетят?

— Хотел бы я знать, сами-то как думаете?

— Если Бадахос у них, — потеребил ухо молодой, — там хороший аэродром. И трасса Лиссабон-Мадрид хорошо облетана, заблудиться трудно.

— Тогда будем считать, что полетят из Бадахоса.

— Я бы часа в три вылетел навстречу и барражировал километрах в пятидесяти от Толедо, а как засек, радировал бы сюда, чтобы второй самолет вылетал, и уже вдвоем взяли в клещи.

На том и порешили.

Мы забрали «альпинистов» и вернулись в Толедо, объехав Алькасар со всех сторон. В штабе осады снова толклись анархисты, и со второго этажа доносились крики и угрозы. С лестничной площадки я увидел незнакомого лысого полковника в окружении «орлов» с направленными на него пистолетами.

— Эй, — подтолкнул я охранника, — дуй вниз, приведи всех наших.

Ларри и я вошли в комнату с пистолет-пулеметами наизготовку и сразу встали спиной к стене.

— Что происходит?

— Я полковник Торрес, направлен на замену генерала Рикельме!

Снизу затопали сапоги и ботинки, первым к нам добрался Умберто и тут же, ни говоря ни слова, встал плечом к плечу с Ларри:

— Какого хрена вы опять здесь? Я же придал вам пулеметные расчеты, чтобы вы изучили оружие!

— Это насилие над свободой воли!

— А что не насилие, в атаку ходить? — набычился Умберто. — Ладно, завтра пойдете в атаку со стороны реки.

Я чуть было не вякнул «Не надо!», но анархисты успели загомонить раньше:

— Нет! Мы там уже пробовали! Слишком круто! Колючки!

Но пистолеты опустили, а потом Умберто все-таки