Эпоха Сочувствия Том 1: Балы и бомбы - Святослав Владимирович Макаревский

собственный отец, тоже полководец, любил повторять: «Чтобы победить врага, нужно познать ход его мыслей, изучить его философию…». Тем не менее, отца очень выдающимся военачальником назвать было нельзя, а сам Гарви выигрывал битвы без всякого понимания вражеской философии или культуры. Да и не нужна эта культура военным! Обычно у армейцев и вовсе нет собственных устоявшихся взглядов, нет собственной системы ценностей. Ценности, которыми они оперируют, навязываются им извне правительством и системой, и, чаще всего, от государства к государству отличаются несильно. Вот взять того же Кризера! Каков он? Каким он хочет видеть мир? Гарви не знал, но это не мешало ему легко – даже не прибегая к помощи своего дара – предсказывать действия завистливого и не особо умного генерала.

– А вы сами-то читали? – спросил он, постучав пальцем по твёрдой обложке одной из книг.

– Только немного, на ходу, – ответил Эррон Дэрши.

– А я ортезийского не знаю, – признался его друг. – Вернее, я его только учу, и у меня с этим пока плоховато.

Граф продолжил:

– Вот это их священная книга. А вторая – какое-то дополнение, оно описывает историю культа. Мы две копии обеих книг… позаимствовали, – он испытывал явный дискомфорт от слова «украли» и потому перефразировал его. Вот уж настоящий аристократ!

Гарви сразу вытянул вторую книгу – Эррон Дэрши чуть не уронил на землю оставшуюся – и раскрыл на случайной странице:

«И сказал Господь Бог Ир-Шаддай: «Мир есть суть вместилище греха…» – прочитал Гарви, мысленно переводя на родной селасийский диалект кювэрского.

«И зла, страдания, и всякой неправды, – продолжил Гарви читать, про себя запинаясь. – И будет он в день рока…» Что это такое? А это что за слово?

Впрочем, неважно – видимо, случайно он достал не историю культа, а именно что священную книгу.

– Я ценю ваш… поступок… – аккуратно сказал Гарви, закрывая томик, – очень смелый поступок. Ворваться в логово враждебно настроенных людей… Тем не менее, эта культистская литература не очень… Или я ошибаюсь, и в другой книге есть нечто стоящее внимания?

– Я записал на внутренней стороне обложки каждой из книг, на ортезийском и сделал перевод на кювэрский… Вольный перевод. Одна фраза, показавшаяся мне очень важной, – как-то отстранённо ответил Эррон Дэрши, взгляд его устремился то ли в прошлое, то ли в пустоту. – Это связано с Венцом. Можете прочитать.

– С Венцом? – напрягся Гарви, надеясь, что неразлучные друзья его реакции не заметили.

– С тем самым, которым короновали первого короля Ортезии, – пояснил Энаццо Одэтис. Он, видно, неправильно интерпретировал вопрос своего командира.

– Я вспомнил! – оживился Эррон Дэрши. – «Нельзя допустить, чтобы Венец попал в руки врагов Господа нашего Ир-Шаддая. Тогда всё пропадёт, и зло восторжествует навеки!» Мне кажется, это точная цитата, но можно проверить… – он начал открывать книгу.

«Нельзя допустить» – мысленно повторил Гарви. Значит, культисты боятся… но кого? Кто является врагом Ир-Шаддая, врагом самого Господа? Искуситель Марду-Гагтунгр?

Гарви очень быстро отыскал ответ. Всякая религиозная организация – от культа до церкви – считает врагом Господа любого, кто не придерживается их учения. Конечно, эти люди могли назвать Гарви врагом Ир-Шаддая? И не только Гарви, а кого угодно!

Но ведь именно Гарви устроил раскопки – хоть и неофициально, но и не особо таясь! Именно он заинтересовался Венцом… Или есть ещё какие-то люди?

– Точная, – подтвердил Эррон Дэрши, пробежав взглядом по своей записи на внутренней стороне обложки.

Гарви почувствовал какое-то жжение в груди, оно разгоралось и медленно распространялось по всему телу. Прекрасно развитое воображение уже рисовало картины поражения… Венец не должен попасть в руки врагов!

Взгляд его метнулся по улице – около старинного дворца с увенчивавшими крышу крепостными зубцами ждал экипаж.

– Значит так: вы у себя пока эти книги спрячьте, – приказал он, стараясь сохранять спокойный тон. – А я потом скажу, что с ними делать.

Быстрым шагом Гарви направился к экипажу.

– Поехали в Храм! – крикнул он на ходу и запрыгнул внутрь открытой кареты. Извозчик запротестовал – мол, он ожидает пассажира, но Гарви пообещал ему тройную плату и потребовал кратчайшим путём вести к Храмовой Площади.

«Нерационально ты действуешь» – сказал он сам себе, когда экипаж повернул в переулок. – «Почему культисты должны попытаться украсть Венец именно сейчас? Раскопки ещё далеки от завершения, и ты не можешь присутствовать на них всегда…»

Гарви тяжело вздохнул. Венец сводил его с ума… Не таящееся в нём могущество, а недоступность артефакта, который находился рядом, но, при этом, и непостижимо далеко. Хуже всего – генерал мог потерять столь ценную находку.

Гарви, наверное, был бы уже не против, если бы Венец просто сгинул. Исчез из этого мира! Никогда не существовал! Потому что теперь генерал боялся более всего одного – что враги заберут Венец и используют его против Лар-Кювэра и самого Гарви. Карнберг, другие государства…

Да даже собственное правительство…

Но откуда им всем знать о могуществе Венца? Ведь только Гарви – непостижимо! – из всех одарённых чувствовал его. С каждым днём установившаяся тогда, во время триумфальной церемонии, связь все усиливалась… Когда до Храма осталось две сотни шагов, Гарви уже ощутил присутствие артефакта. Пока никто его не украл, нет…

Расплатившись, Гарви спрыгнул на землю и, с трудом удерживаясь от того, чтобы перейти на бег, вступил в Храм. Правую дверь здесь, в отличие от левой, никогда не запирали.

Сейчас внутри, к счастью, находилось совсем немного народу – в основном рабочие, за которым присматривал местный археолог, и двое низкораноговых церковнослужителей.

Все, как один повернулись, услышав шаги нежданного посетителя. Впрочем, не удивились – Гарви любил проверять, как продвигаются раскопки. Конечно, ходили сплетни – все спрашивали, зачем кювэрскому генералу нужна древняя усыпальница? Гарви отвечал первосвященнику несколько раз, меняя фразы и выражения и оставляя общим смысл:

«Когда война закончится, вернётся республиканское правительство и закроет раскопки, – с уверенностью, которую сам не испытывал, говорил он главе ортезийской церкви, – Пока я здесь что-то решаю… Я сам, знаете, сторонник республики. Но я считаю, что всё наше прошлое покрыто славой, вне зависимости от того, кто правил сто и тысячу лет назад! Мы не можем, не имеем права так его забрасывать. Забыть его – значит подвести наших предков!»

И, посматривая на недоверчивое лицо первосвященника, Гарви добавлял:

«Конечно, я это делаю небескорыстно. Я жажду славы… Гордыня, честолюбие, тщеславие – это грехи, я понимаю. Однако, пусть меня запомнят не только как генерала союзных войск, спасшего страну. А того, кто помог спасти её прошлое!»

Главе ортезийской церкви такое признание казалось честным. Он не только не препятствовал