Безжалостный край - Андрей Вербицкий

В других помещениях валялся ненужный хлам, который, по старой русской традиции, обычно не выбрасывают, а хранят долгие годы. Вдруг понадобится однажды, да и списывать лень. В комнате, которая была для Бера и Никифорова целью, раньше находился «узел связи трубопроводов», так его обозвал Гвоздь. После «переноса» непостижимым образом часть помещения заполнилась землей и камнем, отчего внутреннее пространство уменьшилось почти вполовину. Вячеслав приказал вычистить здесь все, и бывший «сантехузел» превратился в камеру.

Ага, вот и они, голубчики! Леха и Фикса о чем-то трепались на посту, не замечая идущих по полутемному коридору отцов-командиров.

— Р-равняйсь! С-сми-ирна!!! — гаркнул Никифоров.

Алексей от неожиданности подпрыгнул на месте. Его автомат, лежащий на сгибе руки, вывалился из захвата и с глухим стуком брякнулся на бетонный пол, Гвоздь не успел его подхватить. Он сконфуженно поднял оружие и повесил на плечо. Фикса отреагировал на громкую команду более спокойно, но видно было, что и он испугался. Бер с осуждением глянул на Вячеслава, однако смолчал. Нехорошо, когда при подчиненных, пусть и близких людях, один командир выговаривает другому.

— Что ж вы, орлы залетные, — начал майор, — постоянно влипаете в неприятности? Вот пойду расскажу Сапрыкину, каким образом бойцы, приданные под его начало, службу несут. Ох как он обрадуется, как обрадуется…

Оба парня побледнели, представив, что их ждет. Фикса с надеждой посмотрел на Александра. «Выручай, брат. Ты же самый главный, самый хороший чел!» — читалось в его взгляде.

И Бер сжалился:

— Ладно, парни, проехали. Лучше скажите, как ведет себя клиент? — сменил он тему. — Буянит?

— Нет. Изредка цепями гремит и шипит, — доложил Гвоздь.

— У кого ключи? Открывай, — потребовал Александр.

— У меня, — Гвоздь полез в карман, — одну секунду. — Он наконец достал ключ от навесного замка. От старого, врезного, ключей в свое время, естественно, не нашли. Когда заселялись и инвентаризировали доставшееся имущество, пришлось взламывать все двери в подвале, потом приделывать петли и навешивать новые замки.

Тяжелая металлическая дверь с легким скрипом отворилась. Внутри было темно.

— Свет, — попросил Бер.

Фикса передал ему зажженную керосиновую лампу. Сразу посветлело. Керосинки при включении на полную мощность светили достаточно ярко, не хуже, чем лампы накаливания. Перед клановцами предстал гнолл, прикованный наручниками к трубам в углу камеры. Ноги ему связали веревкой, ею же примотали к ноге длинный хвост. Оказалось, что аборигены ловко орудуют хвостами, как хлыстом.

— Ты посмотри, подлюка, что сотворил с собой! Мать вашу за ногу! — мгновенно вскипел Никифоров.

Александр сразу не понял, из-за чего Вячеслав возмутился, но через долю секунды тоже увидел и он. Гнолл непостижимым образом извернулся и почти перегрыз себе руку выше локтевого сгиба. Под ним натекла изрядная лужа крови.

— …твою мать! — тоже не сдержался Бер. В затылок громко и учащенно задышали. Таким способом парочка оболтусов поддержала обалдевшее состояние своего начальства.

— Что будем делать? — В голосе Никифорова послышались напряженные нотки. — Может, сразу в расход тварь?

— Дай подумать. — В голове Бера заскрипели мысли. Он приблизился к заключенному. Пасть гнолла раскрылась на четыре части, показывая человеку множество зубов, расположенных по краям «лепестков». Из горла послышался слабый хрип. Не обращая внимания, Александр опустился рядом на корточки.

— Сашка! — напряженно произнес Вячеслав и навел на аборигена пистолет.

Бер, не оборачиваясь, отмахнулся и продолжал разглядывать ослабевшее серокожее существо. Гнолл резко подался вперед. Бер мгновенно отшатнулся.

— Не стреляй! — предупредил он Никифорова.

— Он же тебя чуть не укусил! — Возмущению Вячеслава не было предела. — Все, завязывай с ним. На хрен, на хрен.

— Постой, не кипятись. Я все же попробую войти с ним в контакт. Если не получится, тогда прибьем его, и дело с концом.

— У тебя одна попытка, — смилостивился Никифоров.

Гнолл четырьмя глазами уставился на Александра и слабо шевелил челюстями, будто пытался произнести что-то, но безрезультатно. Не меняя позы, Бер сосредоточился и представил, будто его мысли, словно сверло, проникают сквозь череп аборигена прямо в мозг. Так просидел минуту, другую. «Ничего не выходит. Нужно попробовать как-то иначе», — подумал он и решил действовать, как при лечении. Сначала вошел в легкий транс и, когда ощутил собственную энергетику, попытался «перекинуть» это состояние на решение проблемы.

«Не мучай себя, шхас», — послышался в голове далекий голос.

Александр открыл глаза и уставился на пленника.

«Ты можешь слышать меня?»

«Я слабый шхас. Могу слышать и слушать на небольшом расстоянии. Поэтому я всего лишь наездник шантарха»,[5]— разъяснил гнолл.

«Кто такой шантарх? — спросил Бер. Разговор требовал большей сосредоточенности, чем он рассчитывал, и он решил побыстрее задать интересующие вопросы. — Почему вы нападаете на нас? Сколько вокруг города таких, как ты? Отвечай!»

«Слишком нетерпеливый шхас. Совсем, совсем молодой шхас…»

— Шх-шх-шх. — Голова гнолла закачалась в такт издаваемому шипению.

По еле улавливаемым эмоциям Александр сообразил, что шипение было внешним проявлением веселья пленника.

— Все в порядке? — В голосе Никифорова слышалось напряжение.

— Да, — ответил Бер, — это он так надо мной смеется.

— Вот сучара! Сейчас я вгоню смех ему в глотку.

— Тихо. Не мешай, — отмахнулся Бер. — Я сам пока разберусь.

Вячеслав сделал шаг назад и застыл в напряженной позе, держа голову гнолла на прицеле. Ему совсем не улыбалось потерять друга из-за глупости и нерасторопности. В груди нарастало сожаление. Надо было вообще не привозить тварь на базу. Добить на месте, и нет проблем.

«Что ты делаешь, глупый шхас нежнокожих?» — Абориген попытался отстраниться от Бера, но ему помешали наручники и путы на ногах.

«Не дергайся. Я пытаюсь вылечить тебя», — мысленно сообщил Александр пленнику.

Удивленное молчание было ему ответом. Бер закрыл глаза и прикоснулся к руке гнолла. Вопреки ожиданию ощущение не было противным. Слегка теплая, шероховатая кожа, не более. Бер сосредоточился и приступил к излечению.

Через десять минут он устало поднялся. Его шатало — обычное состояние в последние несколько суток. Немного придя в себя, Александр бесцеремонно начал осматривать дело своих рук. Пленный молча сносил такое обхождение.