Лабиринты рая - Ник Саган

Я достал его на вечеринке — слишком много пользовался приборчиком. Но он ненавидел Маэстро больше, чем я.

— Ты прав, в обычных условиях он ничего не сказал бы, — согласился Маэстро. — Но это в обычных.

— Вы так говорите, чтобы я выдал его. Возможно, ему вы сказали то же самое про меня. Обычная полицейская тактика, ничего оригинального.

Он заулыбался, словно нашел мои слова забавными.

— А почему так много зеленого, Маэстро? Почему у вас такое хорошее настроение?

— Я стал другим человеком, — объяснил он. — Я учил вас все эти годы, будучи связанным по рукам и ногам, меня связывали правила, неуклюжие, неэффективные правила. Мне приходилось беспомощно наблюдать, как вы спотыкаетесь на пути к великой цели. Можешь себе представить, как это неприятно? Быть воспитателем, понимать, как нужно делать свое дело, но не иметь свободы поступать в соответствии со своими убеждениями?

Я сказал, что у него всегда было предостаточно свободы, но он остановил меня нетерпеливым движением головы.

— Всяк живущий хочет расширить свои возможности до максимума, — заявил он. — И я — не исключение. Никому не должно быть отказано. А сегодня…

Сияя от счастья, он протянул мне обе руки, будто показывая, что он свободен.

— Хорошо, — согласился я. — И что это значит? Что это значит для меня?

— Да, что же это значит для юного Габриеля? — задумался он.

— Хэллоуина, — поправил я его.

— Мне нравится Габриель, — возразил он с удивительным пониманием стиля, которого я от него не ожидал, — мне всегда нравилось это имя, и я был очень огорчен, когда ты сменил его. Вот тогда-то все и пошло не так, как надо, сам знаешь. Когда мы позволили вам выбирать себе имена. С тех пор мы катились вниз по наклонной плоскости.

С этими словами мы оказались на крыше моего дома, было холодно и пасмурно. Лимбо вдруг превратился в молочно-белую лужицу у моих ног. Символы проверки ГВР стекали вниз по телам моих горгулий и дальше к самой земле.

— Мы нашли все ваши так называемые перебойники, стерли ваши коды. Вандализм — уголовное преступление, а я очень серьезно отношусь к таким вещам.

— Однако, вмешиваясь в систему, — ответил я, тщательно подбирая слова, — хакеры старались обеспечить вам максимальную безопасность, что им всегда удавалось, как я думаю. Перебойники не должны были наносить ущерб, с их помощью мы просто хотели ненадолго оставаться одни, мы стремились к уединению.

Маэстро развеселился.

— Уединение, — повторил он. — Вы этого хотели?

— Перебойники были сделаны именно для этого. Я, конечно, не говорю о том, что сотворил на вечеринке Мерк, я не знаю, что у него за прибор. — Я старался понять, о чем он думает. — Уголовное преступление, вы сказали?

— Вот именно.

— Если Гедехтнис собирается выдвинуть против меня иск, я требую адвоката.

— Ты, надеюсь, понимаешь, что тебя немедленно отчислят.

— Да ради бога.

— Потом будет дорогой и постыдный судебный процесс, у тебя нет никаких шансов выиграть его, потому что суд крайне отрицательно относится к домашнему терроризму.

— Домашний терроризм! — Можно подумать, Маэстро кто-то терроризировал. Могут ли перебойники на самом деле нанести ущерб школе? В суде они могут, конечно, заявить, пусть даже это не будет сказано напрямую, что я ставил под угрозу безопасность других студентов…

— Если тебе повезет, ты получишь условное наказание и/или общественные работы, но не исключено, что тебя ждет тюремное заключение. В любом случае, ты не сможешь продолжить обучение.

— Если?..

— Если мы не придем к более приемлемому соглашению.

И снова он засветился зеленым светом. Отвратительным самодовольством.

— Я хочу обсудить это с Эллисоном.

— Брось, ты уже достаточно наговорил доктору Эллисону. Ты заявил, что я тебя недолюбливаю. Некрасиво говорить так, Габриель. Тем более о человеке, который хочет только одного — успехов для тебя.

— Вы постоянно мне угрожали, — возразил я. — Это странно, если вы действительно желали мне успеха.

— Вовсе нет, просто ты воспринимаешь любые мои слова как угрозу. Пойми меня правильно: сейчас я предлагаю тебе решить возникший конфликт прямо здесь и сейчас.

— Я вас слушаю.

— Ты должен пообещать, что больше никогда не станешь взламывать систему.

— И?

— И естественно, ты должен быть наказан.

— Естественно, — повторил я.

— После этого мы начнем все сначала. Теперь, когда я получил неограниченные возможности, представляешь, каких высот ты можешь достичь? Мы выпустим тебя очень быстро.

— Ладно, — согласился я, — будь я проклят, если это не предел моих мечтаний.

— Придется покончить с сарказмом, — заметил он, — а еще с привычкой ругаться.

Вот гад. Интересно, сложно ли стереть его из системы? Не это ли пытался сделать Меркуцио?

— Я хочу поговорить с Эллисоном, — настаивал я. — Он — благоразумный, вы — нет.

Маэстро не слушал меня.

— Моя прежняя личность назначила бы тебе дополнительные занятия, наложила бы какие-нибудь ограничения или что-нибудь вроде этого. Однако, как показывает практика, подобные меры бесполезны. Требуется более твердая рука.

— И что же вы предлагаете? Объявить мне выговор?

— Не говори глупости! — расхохотался он. — Нет, конечно нет. Не представляю, как можно пронять тебя этим. Я предлагаю оставить тебя после уроков.

И это должно на меня подействовать? Нет, здесь что-то не так.

— Вы хотите, чтобы я написал десять тысяч раз: «Я не буду взламывать систему»?

— Нет, ничего не надо писать, просто остаться.

— И в чем же смысл?

* * *

Плакучие ивы раскачивались на ветру. Они наклонялись до самой земли, потом поднимались вновь. Громко шелестели листья. Я увидел бабочку, искавшую укрытия от непогоды. Один из моих черно-оранжевых монархов. Ее здорово потрепало ветром.

— Надвигается гроза, — сказал мой вампир. Я ощущал его холодное дыхание на шее. Он гораздо сильнее меня. Сжав мои руки, он приподнял меня над крышей, я пытался сопротивляться.

«Нужно было его перепрограммировать, когда еще была возможность», — подумал я, хотя, учитывая, что Маэстро мог изменять мои программы, пользы от того не было бы.

Жасмин смотрела на меня, стоя рядом с Думом.

Я смотрел в небо.

Лучше в небо, чем вниз.

— Я надеюсь полностью изменить тебя, — продолжал говорить Маэстро, — как алхимик переделывает металл в золото. Даже лучше, чем золото, по своему потенциалу тебя можно сравнить с алмазом.