Первопричина 3: СССР, любовь и магия - Артём Соболь

Как интересно. Есть, конечно, вероятность, что Булатов и Казаркин не кто-нибудь, а КГБ под маскировкой и их за мной следить поставили. Но и ладно, пусть следят. Если таким образом, то я даже не против.

****

Заезжаем в первый же попавшийся бар, мужики делают заказ на всех. Сидим, пьём пиво, Булатов безалкогольное, потому как за рулём, едим чебуреки, общаемся и тут… Как будто кольнуло что-то. Вытаскиваю телефон, снимаю блокировку и с ужасом смотрю на пропущенные вызовы, коих аж четыреста штук. Двадцать от Резнова, семь от Горностаева, по тридцать от Вараксиной и Ивановой. Несколько незнакомых номеров. Остальные от Лены и это за полчаса. В сообщениях ужас. Если Резнов и Горностаев просто спрашивают куда я пропал, то остальные, включая Татьяну и Палыча, обещают меня порвать. От Лены же… Сначала интересуется, потом ругается, последние сообщения с угрозами.

Сглатываю, поворачиваюсь к Казаркину, тот видя моё лицо сразу подрывается и… В его кармане звонит телефон, он отвечает и морщась говорит что со мной всё в порядке. Заверяет товарища полковника что сейчас же меня домой доставят. Морщась смотрит на меня…

— Да, Игрорёк, влипать в неприятности твой талант. Звони домой, пока она КГБ не подключила.

— Мне кажется словами тут не поможешь. Мужики, хана мне.

— Спокойно…

— Надо по пути в цветочный магазин заехать. Блин, забыл с беззвучного снять.

— Ничего, — ржёт Булатов. — Если что, мы тебя в больницу доставим. Иваныч, пора ехать, а то нашего героя отряд ОМОНа не спасёт.

— Да блин…

Глава 7

Дом. Лена.

Не находя себе места брожу по дому, на каждый шорох бегу к окну, смотрю и вот уже в который раз пытаюсь дозвониться до этого оболтуса. Безуспешно… Гудки идут, никто не отвечает.

От этого в голове роятся разные глупые, нехорошие и даже страшные мысли. Успокоить себя даже алкоголем не получается. Да и как тут успокоишься? Мерзавец просто взял исчез с остановки. Как говорит школьный вахтёр, которого я задолбала, вот Игорь просто стоял, держал книги, закрывая обзор камеры не спеша проехал грузовик и всё. Его нет. Наверное те алкаши из ресторана нашли его и увели. Сейчас он избитый валяется где-нибудь в подворотне. Ему больно, он зовёт меня… А меня нет рядом.

— Да как вообще я его одного отпустила? Это же какой дурой надо быть…

Или он сам с кем-нибудь подрался? Или запил? Он же здесь один, его буквально оторвали от родителей, его выдернули из привычного мира. А я, самый близкий ему человек, веду себя как свинья. Спорю, устраиваю сцены ревности, скандалы, напилась.

— Но что я могу сделать? С ним случилось запечатление. Он теперь не отталкивается, а наоборот с каждым днём тянется ближе. И скоро, если я не ошиблась и ничего не придумала притянется.

От таких мыслей становится страшно и невероятно стыдно. Стыдно перед Ольгой, перед Игорем, перед собой. Я ведь на тридцать лет старше. На тридцать! А ему ещё и семнадцати нет. И если здесь это норма, то как я Ольге в глаза смотреть буду? Да меня же лечить надо.

А может нет? Может быть не было никакого запечатления? Может быть я столько прожила одна, что сама придумала?

Да хоть бы это было так. Пусть всё это пройдёт. Пусть он начнёт бояться меня. Пусть будет таким как все. Потому что мне страшно. Я не готова. Я не знаю что делать!

Но… Это всё глупости. Если бы он был таким как все, не моим,

он бы на третий день сбежал. А он нет. Он всё ближе… Он… Он с каждым днём светится ярче и ярче. Вкуснее пахнет. Я как дура смотрю на на него и боюсь моргать, потому что боюсь того что моё сероглазое чудо вдруг исчезнет. Я боюсь спать, потому что боюсь проснуться и не найти его. Я люблю его.

— Я схожу с ума. Да где ты есть? Где ты, уродец?!

Смотря в окно ещё раз набираю номер, слушаю гудки и как только они прекращаются, бросаю телефон. Сажусь и глядя в окно подпираю руками голову.

Мысль о том что я его никогда больше не увижу, набатом бьёт в голове. Чудовищные в своём абсурде предположения заставляют вздрагивать.

Хватаю телефон, пролистываю журнал вызовов и понимаю что звонить больше некому. Есть один номер, но туда пока лучше не звонить. Там всё серьёзно. Только в крайнем случае…

И все молчат. Начальник милиции молчит, директор школы тоже молчит. Одна только ненавистная мне Татьяна Ивановна,