Дионисов. За власть и богатство! – I - Андрей Валерьевич Скоробогатов

А после я упал, обессиленный, закрыл глаза, а затем открыл…

И обнаружил, что уже утро. Что в голове шумно от какой-то дряни — почти как тогда, в день первого моего пробуждения здесь. Что номер абсолютно чист, за исключением записки на столе. Что дверь в номер приоткрыта, а из приоткрытого иллюминатора раздаётся припортовый шум и крики чаек.

Сперва я ещё не всё до конца понял, но посмотрел в окно — а там было солнце на горизонте, и от края до края горизонта урбанистический пейзаж, как-никак, Нововаршавск, крупнейший город на континенте, пять миллионов жителей…

А потом я бросился из номера в соседний, свой.

Который, оказался закрыт. Рустам выглянул из нашего люксового номера, и открыл глаза от удивления и радости:

— Так вы здесь были⁈ Вы живы! А мы думали, что вас убили! Я ненадолго прервался, думал…

— Кто убил⁈

— Ну — эти, — сказал он, кивнул на мой номер-эконом и сообщил. — Всё. Обчистили нас, Александр Платоныч. Утром ключ подкинули, а там сейф взломанный.

Это было ожидаемо. А в глазах была та ещё укоризна. И заслуженная, ведь.

— Где Ангелина?

— Ищет. Подняла на уши Штирцей и всех офицеров. Возможно — поехала в порт. Мы как-то не подумали, что вы можете… в номере у этой…

— Сучки. Шлюхи портовой, — подобрал я слово за него.

Стрёмно и гадко как-то всё было. Особенно от того, что обозвал её. Но тут я заметил ворчание за шторкой, открыл, а там…

Там была клетка с тупаем, который явно был рад меня видеть. И в ней, на поддоне, — записка на клочке газеты.

«Прости, мне правда очень-очень жаль. Я бы могла сказать, что влюбилась в тебя, если бы была уверена, что способна на любовь. Но я в рабстве у Анри, я должна ему ещё тридцать миллионов, и тогда он отпустит меня. Он сказал убить тебя, но я вместо яда применила снотворное. Если в тебе осталась хоть капля сострадания — можешь попробовать меня найти и спасти на следующих рейсах. Анатолэ оставляю тебе, мне показалось, что ты будешь ему лучшим хозяином»

Что ж, убедительно. Прям сейчас захотелось бежать и спасать.

Вернее, не то, чтобы спасать с целью именно спасти, а спасать с целью совершить ряд насильственных действий с тушкой того пузатого французишки, под руководством которого всё дело и было провёрнуто. Ишь чего задумал! Отравить меня!

На миг я подумал, что потерял всё, кроме жизни, этого несчастного зверька и двух более-менее верных товарищей. Но после успокоился, привёл в себя в чувства, и я понял, что предпринимательский инстинкт «не хранить все яйца в одной корзине» возымел свои плоды.

Во-первых, по заначкам в номере оказалось раскидано почти двести тысяч. Во-вторых — нашёлся золотой слиток в пиджаке, в котором я ходил на покер. Итого — чуть меньше полумиллиона.

Но что самое главное — в сейфе у Рустама лежало, помимо части уцелевшей наличности и всех наших документов — та самая закладная на поместье и участок!

Мы отыскали Штирцей и Ангелину, разразившуюся в мой адрес гневной тирадой, мне даже прикрикнуть пришлось, чтобы успокоилась.

— Я от своих обязательств не отказываюсь! Заработаем ещё. Главное — дом и участок сохранены!

Рустам начал опять старую песню:

— Платоныч… Тут такое дело. Я чаевыми и зарплатами триста пятьдесят собрал. Если надо — я вам отдам, как договаривались.

— Ещё чего. Более того — мы ещё тебе машину купим. Как и обещал.

А от капитана отсыпали ещё полтинник — в качестве «компенсации за моральный вред». В общем, конфликт с коллегами по будущему бизнесу спустя уже пару дней сошёл на нет. Зато Замойский, узнавший из-за беготни Штирцей о том, что меня обчистили, был прямо-таки счастлив.

— Обчистили! Ха! Какая-то проститутка обчистила нашего умника! Что, и закладную на имение увела, ага? И запонки полковника?

— Не дождёшься, — усмехнулся я в ответ, не уточнив, что запонки Омелия-таки увела. — Имение моё, можешь быть уверен.

— Ладно. Пускай эта никому не нужная рухлядь будет твоей!

Тоже мне, великодушие. Как будто бы она не оставалась моей во всех других случаях?

Пржевальский в кают-компании тоже узнал и не преминул отпустить колкий комментарий, который я тут же парировал:

— Если ты думаешь, что я отказываюсь от идеи нашего сотрудничества из-за временных финансовых форс-мажоров — то ты заблуждаешься. Мне понравилась твоя идея, мне нужны твои заводы, и я их получу. Только чуть позже. Мне просто нужно будет найти инвестора.

Артемий покачал головой, словно что-то взвешивая, и кивнул:

— Ладно. Про инвесторов — я могу порекомендовать Скальского, графа Белого Берега. Человек при деньгах, и сейчас активно вкладывается в рапсоводство. В иных условиях я бы предложил и Замойских, но у них всё сейчас… Впрочем, не важно.

— Не важно? Банкротство, ты хотел сказать?

Артемий многозначительно прищурился, но решил это не озвучивать. Вот же лис!

— В общем, разберёмся, я думаю. Прямо сейчас просить у отца с конвейера для тебя завод я не буду, попрошу чуть позже. Северина остаётся заниматься делами в Югопольске, будем держать связь через неё.

— По рукам!

Осталось сказать про тупая Нанотолия. Зверёк был перенесён к нам в полулюкс, отмыт под раковиной, клетку мы тоже почистили, и накормили зверя остатками фруктов. Процедуры принял весьма смиренно, отчего я понял, что зверь достаточно смышлёный.

— Какая-то непростая животина, — прокомментировала Ангелина. — Мне кажется, проблемы от него будут. Лучше бы избавиться.

Рустаму же зверь приглянулся.

— Я тебе дам — избавиться! Платоныч сказал — оставить, значит — оставляем.

Я же усмехнулся:

— Будем считать, что я его купил. За девять миллионов имперских, мда.

Зверёк освоился, и я даже давал ему прогуляться по своей каюте — не гадил, спать не мешал, часто просился посидеть на руках, внимательно и многозначительно глядя в глаза. В общем, отличный питомец.

Насторожило только то, что Светлана Штирц, заглядывавшая в гости к Ангелине, обходила и зверя, и клетку по двухметровой дуге. А когда спросили — ничего в ответ не написала.

Загадочно как-то это всё.

В общем, последние дни пролетели незаметно. Кое-какие копейки заработала и Ангелина на своём кружке единоборств для женщин. Правда, пару тысяч перед высадкой