Сага о Головастике. Начало - Александр Нерей

— Ну ты, братец, пессимист… — донёсся до ушей обрывок чужого разговора, и я непроизвольно обернулся.

Мимо меня бодро промаршировала пара курсантов училища лётчиков.

— Точно. Так и обзывается. Пессимистом или «песси-мистером». Спасибо, курсанты, — почти обрадовался я подсказке, но что-то насторожило: «С какой стати они забрели на нашу улицу? Невест, что ли, искать? Так ведь нет у нас девчонок. Ну, кроме Тани-няни, что за углом живёт. Но ей лет четырнадцать всего, или около того».

Заподозрив неладное, я мигом остановился, а остановившись не сразу сообразил, где нахожусь. Оказался в незнакомом месте посреди одной из центральных улиц, а мимо меня толпами брели несуразные прохожие: курсанты училища лётчиков; рабочие в синих спецодеждах с гаечными ключами, торчавшими из карманов; врачи в белых халатах; учителя с глобусами и указками; бородатые дворники с мётлами.

Количество людей в спецодежде и униформе в десятки раз превышало норму, но меня это не удивляло. Стоял себе и озирался по сторонам. То угадывал, где нахожусь, то снова терялся. Тут ещё эти прохожие напирали и напирали, и мне постоянно приходилось уступать дорогу, а ими была заполнена вся улица Советской Армии.

«Стоп. Наконец разобрался. Нахожусь на Советской Армии, около карусели. А дальше кинотеатр Родина», — сориентировался я, наконец, и, Бог знает, зачем побрёл дальше.

Кинотеатр нашёл на его положенном месте, а вот вокруг него творилась какая-то чертовщина.

Прямо напротив центрального входа «Родины» появился огромный памятник. Не просто памятник, а настоящий сверхзвуковой самолёт. Точно такой же серебристый Миг-21, как у входа в училище лётчиков.

«Его сюда перенесли? Или теперь в городе два самолёта?» — искренне изумился я и ни с того ни с сего запрыгал зайчиком.

— Заработало! Заработало! — закричал на всю округу, но как будто не по своей воле.

«Что со мной? Чему радуюсь? Что заработало?» — разволновался не на шутку, но всё равно продолжал прыгать и кричать, и остановиться никак не мог.

— Заработало! Заработало!

— Слышь, малявка, гони десять копеек! — прозвучало за моей спиной приговором.

Тотчас перестал веселиться и прыгать. Обернулся на пугавший голос и увидел троицу «у-родинских» хулиганов. Так мы между собой называли местную задиристую шпану, которая у таких шалопаев, как я, отбирала мелочь. Подлавливала нас у кинотеатра и выворачивала карманы, а билет на детский сеанс и стоил тогда десять копеек за вход.

Но в этот раз я почему-то не сдрейфил, а просто замер и внимательно разглядывал вымогателей. Один был немного повыше остальных и со странным лицом, напомнившим мне кого-то очень знакомого. Это его голос заставил меня остановиться и замолчать. В душе я был за это благодарен, а вот деньги отдавать не хотел.

— Можете поколотить меня и даже нос разбить, а денег не увидите, — ну очень уж смело сказал я грабителям, а такого со мной отродясь не случалось.

Выпятил грудь и стал ждать, что получу сполна и на месте, а не буду препровождён на задворки кинотеатра.

— Ты нас ни с кем не путаешь? Мы что, на твоего папочку похожи? Или, может, на мамочку? За зуботычинами и мордобоем – это к ним. Если не отдашь мелочь, мы тебя ремнём выпорем и уши открутим, — заявили мне хулиганы хором.

Я обомлел: «Что за бред? Ремнём пороть собрались? Это у-родинцы, или мне глаза отвели? Может, всё это снится?.. Точно. Ну какие возле Родины самолёты? И неправильные прохожие. Кто по улице в спецовках и белых халатах бродит, да ещё в несметном количестве?»

Но хулиганы обо всём этом были другого мнения. Они со знанием дела схватили меня в охапку и поволокли к ближайшей скамье. Причём, на глазах у прохожих. Страха всё ещё не было, поскольку я ждал, что за меня вот-вот вступятся, поэтому сосредоточился на том, чтобы проснуться.

Но сделать этого никак не удавалось, и я забеспокоился, что мне и в самом деле накостыляют на виду у всего города.

— Дяденьки-тётеньки! — взвизгнул я во весь голос, когда увидел, как старший хулиган снял с пояса кожаный ремень. — Спасите-помогите! Меня грабители пороть собрались.

Но никто и бровью не повёл.

— Вот молодёжь пошла. Им уже десять копеек для хулиганов жалко. А ещё октябрёнок наверно, — услышал я от кого-то из прохожих и ещё больше ошалел.

«Нет-нет. Такого быть не может. Это всё сон. Я сплю. Сплю… Или сошёл с ума? Или мир сошёл с ума? А может меня соседний мир похитил чтобы поиздеваться?»

На том и остановился. Начал вспоминать, что нужно говорить миру, когда просишься домой. Из головы всё вылетело, а тут ещё эти изверги начали обещанное рукоприкладство, и сосредоточиться никак не получалось. Хотел перетерпеть наказание, но меня хлестали очень уж по-настоящему. Хорошо, что портки не спустили, а то бы опозорился на всю оставшуюся жизнь.

Собраться с мыслями не получалось, и я обратился к миру своими словами:

— Мир, в который я попал, отпусти меня домой! Мир, в который я попал, отпусти меня домой!

Ничего не помогало. Наоборот, хулиганы после каждой просьбы хлестали ещё больнее.

Начал по-другому:

— Мир мой двенадцатый, забери меня домой! Мир мой двенадцатый, забери меня домой!

Опять то же самое. Хлестали пуще прежнего, а когда замолкал, вроде не так больно.

«Да меня всего раз так пороли, и я на всю жизнь тот отцовский ремень запомнил. И обидно мне не было, потому что хотел того наказания. Вину большую чувствовал, и сам во всём признался», — неожиданно вспомнилось мне.

И вдруг отчётливо увидел день, когда подражая соседу, что жил напротив и был на несколько лет старше, ввалился в загон для кур и начал подбрасывать вверх только-только оперившихся цыплят. Швырял их как можно выше и наблюдал за полётом. Так делал сосед, когда выходил на улицу и запускал голубей, и они сразу же раскрывали крылья и начинали кружить над его двором. А мы, мальчишки с восхищением следили за ним и его птицами.

Вот только цыплята так не сумели. Хоть и махали крылышками, всё равно, камнем бухались оземь. Но я упрямо хватал следующего и следующего, и с остервенением метал в небо.

К вечеру эти цыплята заснули вечным сном, а я, когда понял, что натворил, сознался и повинился. После того меня выпороли как следует.

— А это тебе за Борьку,