Резюме сортировщика песчинок - Любовь Александровна Афоничева

– А на самоуверенность? – Афейна сворачивает кубик и ставит рядом, на припорошенную снегом лавочку. – Это же твоя главная суперсила?

Самоуверенность моя, как ни странно, все еще подает признаки жизни. И прямо сейчас она подбивает меня похвастаться, что скоро я – я, а не она – буду писать наномехов вместе с Симеоном Ро.

Но ментор просил пока что об этом молчать, и я в кои-то веки поступаю разумно.

– Моя главная суперспособность – вытирать ноги об этику. Хотя приятно, что тебя заботит моя самооценка… и количество рабочих конечностей.

– Веселого Белого Дня, Эф_Имер. – Она зевает и снова берет в руки кубик. – Хотя… вряд ли. Судя по тому, как ты наглаживаешь рукав и бредешь в сторону Песочницы.

– И тебе. Хотя тоже вряд ли – судя по тому, что ты сидишь в Ноо, где сегодня полный штиль.

На том и расстаемся.

С каждым шагом картинка того, как я с разбегу ныряю под одеяло, кажется все соблазнительней. Вот уже становится виден заштрихованный падающим снегом оранжево-синий силуэт Песочницы.

И тут, выскользнув из переулка, меня окружают пятеро весельчаков с праздничными харями. Что-то такое нацеплено, наклеено и накручено у них на головах – обрывки тряпок, кусочки арт-панелей, широкие мазки люминесцентного грима, узлы мелких бусин… Выглядит это не слишком забавно. Скорее… мерзковато. Я сразу вспоминаю, что мне уже встречались сегодня эти хари… По крайней мере две из пяти я видел в городе.

Они берутся за руки, так что я оказываюсь в центре круга.

Кривляющегося и хихикающего хоровода… Или харевода?

Кто-то из его участников явственно звенит. Колокольчики? Я поворачиваюсь вокруг своей оси, вглядываясь в странные маски. Может ли Венц прятаться под одной из личин? Непохоже… Или все-таки?

– Ух ты ж, какая у нас тут зверюга! – искусственно басит один из ряженых.

– А мне кажется, скорее зверюшка, – так же фальшиво сюсюкает другая фигура. – Маленькая серая зверюшка. Совсем-совсем не подготовилась к празднику, совсем-совсем не принарядилась.

И вот тут мое сердце кусает предчувствие чего-то нехорошего. Чего-то совсем-совсем не радостного для «маленькой серой зверюшки».

Я делаю попытку прорвать круг левым, здоровым плечом. Не получается. Меня не слишком грубо, но твердо отбрасывают обратно в середину.

– Не убегай, зверюшка, мы не будем тебя жарить. Ни в каком смысле, – похабно подхихикивает третья харя.

Значит, «зверюшка»… А мог бы быть «слизняк». Это довольно удобно – считать не вполне человеком того, кому собираешься сделать больно.

Мне ли не знать.

Я повторяю попытку, выбрав другую часть круга, – и снова меня отбрасывают. На этот раз тяжело, предупреждающе похлопав по плечу. По ноющему правому, которое Зураб Оршабати на прощание просил «очень нежно беречь».

– Не суетись, зверюшка. – Голос холодный, будто прошитый электричеством. – Мы ведь и правда не будем тебя жарить. Просто придадим тебе более… праздничный вид.

– Нехорошо это – серая шкурка в такой день. Неправильно. Неуважительно, – поддерживает искусственный бас.

Круг наконец разрывается. Но только для того, чтобы две руки сдернули с меня пальто. Пальто от Домны Кар_Вай, со строгим силуэтом, идеальными швами, уютной подкладкой и космически прекрасным воротником, при необходимости закрывающим лицо до самых глаз.

Пальто жалко. В отличие от меня, оно может пострадать совершенно незаслуженно. Кроме того, без него холодная ноябрьская ночь ощущается слишком остро.

Но все же не так, как без шелухая, который разрезают прямо на мне и тоже срывают. Бас крепко придерживает меня за правое плечо, чтобы не дергался. Электрический голос орудует ножиком. Остальные… сторожат? Наслаждаются зрелищем?

Я почти заворожен уверенностью, легкостью и весельем, с которыми все это совершается. Где, в каких тайных карманах души ряженые прятали этот талант к насилию все остальные дни? И… почему я не пытаюсь сопротивляться? В смысле по-настоящему?

Эта мысль вырывает меня из оцепенения. Двинув плечом туда, где у баса предположительно должен находиться нос, и скорее ошарашив его этим движением, чем причинив боль, я освобождаюсь. Рухнув на колени, ухожу от чьей-то загребущей лапы в блестящей перчатке. Вскакиваю снова и, заметив широкий просвет между двумя ряжеными, бросаюсь туда. Но в этот момент кто-то подставляет мне подножку, и я еле успеваю выставить руки, чтобы не кувырнуться лицом в снег. Прямо перед моими глазами мелькает лезвие, и электрический голос заботливо произносит:

– Осторожнее, зверюшка. С острыми предметами нужно вести себя оч-чень осторожно. Разве тебя не учили? А то может выйти какая-нибудь обидная неприятность. С носом, например. Или с ухом. Хотя мы этого совсем не хотим.

Меня снова вздергивают на ноги. Теперь держат вдвоем. Я еще несколько раз пытаюсь вывернуться, пнуть их по лодыжкам, наступить на ноги, стряхнуть с себя их руки… Но в глубине души понимаю: нет, не выкручусь. Это не та визновелла, где один победоносно раскидывает пятерых.

И даже не та, где один хитроумно ускользает от пятерых.

Это совсем другая история.

Брюки разрезают и сдергивают так же, как и шелухай. Трусы, бууты и шапку не трогают. Посмеяться бы над такой щепетильностью или над тем, как отозвалась мне собственная шутка про страх перед хороводами… но что-то нет желания.

– Ура-урашечки, зверюшка! От унылой шкурки мы тебя избавили, пора примерить новую! – дребезжит у меня над ухом. И я снова оказываюсь в центре круга. Свободный от цепких рук. И от одежды. Ветер проходится по мне ледяной наждачкой.

Колокольчики все еще звенят. Но Венц тут нет. Теперь я в этом уверен. Что бы ни думала обо мне девочка с косами, в такой ситуации она, пожалуй, кинулась бы меня защищать. И не только она – даже Белый вступился бы. Несмотря на то, что я «ржа и гниль». Они же идеалисты. Рыцуцики прекраснодушные.

В это время ряженые, которые не участвовали в процедуре моего раздевания, принимаются расписывать меня жидкими красками из пульверизаторов. Вскоре мое покрытое мурашками тело полыхает яркими цветами.

Оранжевая грудь, голубой живот, красные ноги…

Холодно и мерзко.

– Ну вот и все, зверюшечка. И нечего было бояться. Правда же, так наряднее? Совсем-совсем другое дело!

Завершив намеченное, харевод рассыпается на отдельные фигуры. Довольные, целеустремленно удаляющиеся прочь.

Вскоре они становятся просто силуэтами. Прорывами в разноцветном воздухе, которые вот-вот залижет небрезгливый снег.

Мной он не брезгует тоже. Пальто валяется неподалеку. Подкладка будет испорчена, но я все равно его надеваю. Нужно срочно согреться.

Сначала согреться и только потом думать…

Я бегу к Песочнице.

Все эти голые поминки по хищнику Эф_Имеру длились не больше десяти минут. Верные детки этики