Турист - Антон Витальевич Демченко

решил провести в компании с любимой супругой Верой Тимофеевной, та — верная жена и мать, обеспокоенная домом и не обременённая амбициями, но, судя по отголоскам эмоций, докатывавшимся до меня, искренне гордящаяся своим мужем и его достижениями…

А вот вторая пара за нашим столом меня заинтересовала куда больше. Пожилая чета Лебедевых, на первый взгляд, выглядела скромно и непритязательно. Похожий то ли на Чехова, то ли на Айболита, высокий и сухопарый, затянутый в строгий чёрный костюм, сдержанный на слова и эмоции, Иван Еремеевич мог похвастать роскошной гривой цвета перца с солью, аккуратной бородкой-эспаньолкой той же расцветки, серебряным пенсне, скрывающим весёлый отблеск в живых и не по возрасту ярких глазах… и маленькой розеткой знака ордена Святого Ильи на лацкане пиджака. Тогда как его стройная и, под стать мужу, высокая супруга, в своём чуть старомодном закрытом платье серо-стального цвета, внешне больше всего походила на строгую школьную директрису или не менее суровую хозяйку девичьего пансиона, что совершенно не помешало ей стать центром нашей небольшой компании. Мягкий, ненавязчивый юмор Ирины Фёдоровны и её умение слушать собеседника моментально покорили не только Славцевых, но и нас с Ольгой. Да что там! К шуточкам госпожи Лебедевой с интересом прислушивались и за соседними столами. По крайней мере, уже к середине нашего ужина я начал замечать, как стихают разговоры за моей спиной, стоило Ирине Фёдоровне начать делиться очередной забавной историей из её богатой на события и путешествия жизни. Правда, по большей части истории эти были отвлечёнными и не касающимися её бывшей службы, но иного было бы странно ожидать от женщины, отдавшей добрых сорок лет своей жизни работе в Зарубежном корпусе сестёр милосердия. Медицина катастроф — такая штука, что смешного в ней крайне мало. И тем удивительнее та лёгкость в общении, юмор и совсем не злая ирония, которые демонстрировала нам эта удивительная и потрясающе харизматичная дама.

— А вы, Иван Еремеевич, если не секрет, где служили? — поправив очки, поинтересовался я, прервав повисшую было удивлённую тишину, спровоцированную ответом Ирины Фёдоровны на аналогичный вопрос.

— Служил? — Лебедев приподнял бровь.

— Дорогой, — со вздохом покачала головой его жена, небрежным движением коснувшись посверкивающей золотом и россыпью мелких рубинов броши на левой стороне её груди. Иван Еремеевич повторил жест супруги и, наткнувшись пальцами на розетку орденского знака, развёл руками.

— Прошу прощения, запамятовал, — повинился он. — Да, Кирилл, признаюсь. Служил. Первый авиаотряд Зарубежного корпуса медицинской службы. Собственно, именно во время службы мы с Ириной Фёдоровной и познакомились.

— Это был классический служебный роман, — с придыханием… явно преувеличенным, промурлыкала та. — Он — статный лётчик с белозубой улыбкой и без гроша за спиной, и она — юная сестра милосердия из старой именитой семьи… с миллионным приданным.

— О котором я узнал только после свадьбы, — фыркнул, скрывая лёгкое смущение, Иван Еремеевич.

— О да, вы с моим батюшкой выглядели совершенно одинаково ошарашенными. Он тогда узнал, что его дочь вышла замуж, а муж — что стал миллионщиком, — весело рассмеялась Ирина Фёдоровна. — Это была славная шутка.

— Честно говоря, я до сих пор считаю, что от смерти в тот момент меня спасло только яркое и совершенно неподдельное удивление сим фактом, — доверительным тоном сообщил нам Иван Еремеевич. — Боюсь, если бы не это, тесть просто размазал бы меня по ближайшей стеночке под фреску. Ирина же… её даже не смутило, что родной отец, мой тесть, то бишь, потом три года общался с нами лишь по официальным поводам. А ведь предполагала такое. Сама мне потом призналась.

— Ха! Я просто знала, что эта опала закончится, как только он получит известие о рождении нашего первенца, — отозвалась та и, прищурившись, уставилась на мужа с деланной угрозой. — И попробуй только сказать, что я была неправа!

— С чего бы? — пожал плечами Лебедев. — За меня замуж вышла самая красивая и умная девушка своего поколения. Она подарила мне счастье своей любовью, после чего трижды его умножила, дав мне замечательных детей и вырастив из них не менее замечательных, умных и красивых людей. Так что, дорогая, ты абсолютно права… хотя я всё-таки предпочёл бы обойтись без ссоры с твоим отцом.

— Оно того стоило, — довольно заключила Ирина Фёдоровна.

— Несомненно, — кивнул вслед за ней муж.

— Подкаблучник, — куда тише, но всё с той же искренней улыбкой на лице, проговорила женщина.

— Самохвалка, — моментально отозвался Иван Еремеевич.

— В тятю, — невозмутимо подтвердила Лебедева, вздёрнув подбородок, но тут же рассмеялась. — Они так забавно выглядели в тот момент. Жаль, что тогда ещё не было ручных фиксаторов. Я бы хотела сохранить этот кадр для потомков.

— О… — Лебедев закатил глаза. — Пожалей их. Наши дети и внуки слышали эту историю неоднократно. А будь у тебя снимки с нашей первой встречи с тестем…

Весёлая компания нам досталась, что тут скажешь… Из салона мы с Олей уходили в приподнятом настроении и словно отдохнувшими. По крайней мере, тяжесть прошедшего дня почти не ощущалась, так что, прежде чем добраться до своей каюты, мы с женой решили прогуляться по палубе теплохода. А что? Ночь, Волга, гирлянды фонарей, освещающих кораблик тёплым леденцовым светом, шум мерно шлёпающих о воду колёс… и струнный квартет уже перекочевал из салона на кормовую площадку. Романтика!

— На воде прохладно, — передёрнув плечами, задумчиво проговорила Оля, глядя на бурление тёмной речной воды под плицами.

— Хм, как учитель я должен был бы напомнить о пологах и их возможностях, — задумчиво протянул я, и тут же перебил сам себя. — Но… у нас же медовый месяц, а значит, не место и не время. Потому сделаем иначе…

Мой пиджак перекочевал на оголённые плечи слишком легко одетой жены, в который она тут же и укуталась, благодарно угукнув.

— Хочешь, принесу тебе горячего глинтвейна? — спросил я. — Или, можем, пойти в каюту… время-то уже к полуночи. Что скажешь?

— Глинтвейн хочу, в каюту не хочу, — помотав головой, отозвалась Оля. — Тут хорошо, спокойно так…

— Что ж, пусть будет глинтвейн, — кивнул я и двинулся к трапу, ведущему на верхнюю палубу, туда, где расположился бар. Там я не только разжился обещанным напитком для Ольги, но и пледом, принесённым по моей просьбе стюардом… отчего-то одарившим меня странным взглядом и волной