Воин-Врач VII - Олег Дмитриев

Ферапонт с тем фризом, которого не дали изжарить ревностным христианам тёмные нетопыри, уже сладили два первых микроскопа. Да, выглядели их оптические приборы, конечно, крайне непривычно, но им и не премию в области дизайна предстояло получать. Зато создание сывороток против столбняка и вакцин от дифтерии, краснухи, коклюша и свинки с ними вышли из разряда ненаучной фантастики. Пока же довольствовались тем, что усиленно обучали инфекционистов, строили инфекционные отделения и массово популяризировали знания о гигиене. И это уже было огромной, невероятной победой.

Везде, как и следовало ожидать, бывали промашки и накладки. Но больных столбняком переставали закапывать в землю живыми, детей с паротитом и корью не мазали свежим коровьим дерьмом. Тёмные века́, говоря романтически, начинали чуть светлеть. А после того, как организаторам первой в Древней Руси фанатской драки с применением холодного оружия отрубили руки по плечи и усекли языки, стало значительно проще и в этом направлении. Да, приходилось бороться с одной агрессией при помощи другой. Да, методы были от толерантности далёкими. Но они работали, и это было по-прежнему важнее.

Выдвинулись после Рождества, под которое, чтоб два раза не вставать, подгадали и финал Кубка. Поэтому в каждом из городов по берегам, которые пролетали не останавливаясь, наблюдали одинаковые картины: народ, вылетевший из-за стен или выскочивший на них, начинал было разворачивать флаги и махать шарфами. Потом тряпки обвисали в замиравших руках, а горожане разевали рты, глядя но то, как две сотни глайдеров-буеров-парусных саней пролетали город за считанные мгновения. И только ветер, зимний, холодный, доносил с реки крики: «Волки — уу́-у!», рефрен одной из кричалок Полоцкой команды, сделанный на мотив какого-то американского мультфильма про уток, который мой старший сын так любил, когда был маленьким.

Стая летела по руслам рек, то вытягиваясь, то собираясь кучнее, хоть это и снижало скорость. Мы со Всеславом по-прежнему слабо понимали, как это работало. Он так и вовсе про себя, не подавая виду, подозревал, что это какое-то колдовство из грядущего, которое называл наукой физикой, но не мог объяснить понятными словами его сосед по телу. Сосед же, я то есть, и вправду мало что помнил про все эти галсы, гюйсы и прочие бом-брам-стеньги, кроме названий. Всеслав делал вид, что верил моей прикаянной душе. Для которой наукой объяснялось почти всё, от громовика и прививок от оспы до популярности ледни и килы́ на всей территории союза. Почти всё. Кроме того, как я здесь оказался, и как работал Святовитов дар. Но оба эти вопроса я по здравому размышлению решил отложить пока. Во-первых, работает — не лезь. Во-вторых, и так было, чем заняться. А в-третьих, жить стало очень интересно. Я всегда любил жизнь, а за последний год, кажется, полюбил её ещё сильнее.

Парни на саночках, которые Рысь упорно продолжал называть буераками, забавлялись вовсю. Пролетали на расстоянии вытянутой руки от остолбеневших возниц и стражи санных поездов, что попадались на пути. Пугали воем коней, сбивали в шутку шапки с ошарашенных встречных. Подпрыгивали, разогнавшись сильнее, на снежных нано́сах и сугробах, вопя от радости и переполнявшего душу счастья короткого полёта. Выскакивали по пологим берегам на поля и возвращались обратно, поднимая клубы снежной пыли. Справлялись, в общем, в меру немерянных нетопыриных сил с поставленной задачей испытать ходовые и эксплуатационные свойства транспортных средств под нагрузкой.

Когда за неполный день, да к тому же короткий, зимний, отряд вышел к Витебску, Рысь крякнул и посмотрел на великого князя с тревогой. Нет, мы, конечно, предполагали, что скорость будет лучше, чем на лодье против или даже по течению. И под парусами. И с сильными попутным ветром. Но не настолько.

На таком же, неотличимом от прочих, «штабном» буере в составе экипажа значились великий князь Полоцкий и Всея Руси Всеслав Брячиславич, сильномогучий воевода Гнат Рысь, сотник стрелко́в Янко Латгал и страж княжий Вар. Чародей с Варом в должности механиков-водителей, Гнатка с Яном — за огневую поддержку. И, пожалуй, это были единственные саночки, что не вылетали время от времени из походного ордера, чтоб, оседлав попутный ветер, покружить вензелями на широком чистом месте. Хотя хотелось, конечно. Но не по статусу, вроде как. Так что радовались за других, сами рулили степенно, по-пенсионерски вполне, не торопясь. Но всё равно Витебск вырулил из-за поворота Двинского русла неожиданно.

Дядька Василь, тесть Всеславов, мужик хоть и в годах, но крепкий, как вековые дубы в здешних рощах, от приглашения перебраться в столицу отказался чуть ли не с обидой. Дескать, воля твоя, князь-батюшка, прикажешь — приеду, коли решил ты, что от меня, старого да немощного, в родном городе пользы больше нет. Оставили воеводу дома, конечно. Но наказали в гости наезжать чаще и предупредили, что сами станем заглядывать. Вот и заглянули. Утром в Полоцке, до заката — в Витебске. Две сотни вёрст. Эдакими темпами мы завтра в Смоленске ужинать будем.

— До той Волги дня за три домчим, или за пять? — Гнат за недовольным тоном прятал растерянность. Безуспешно.

— Это как ветер будет. Не меньше пяти, думаю, — протянул задумчиво Чародей. И фыркнул, глядя как вытянулись лица у команды. — Ну нет, братцы, это что за новости? Где тут у меня нетопыри князя-оборотня? Что за глаза навыкате, как у девок, что в бане гадают? Ну-ка посерьёзней!

И расхохотался от души, потому что на попытки друзей сделать умные лица по-другому смотреть никак не выходило.

— Назовись! — прорычал здоровенный берестяной рупор с городской стены. Кажется, даже голосом тестя, хотя понять, конечно, было почти невозможно.

— Вот! Кого я дядьке Василю́ покажу? Трёх дурачков деревенских, у каких слюни во рту не застревают, наружу льют? А чего тогда на остальных буераках, тьфу ты, пристало же твоё словечко… Чего на остальных саночках с мордами у воев — и подумать страшно. И воевода сидит, глазами лу́пает, как сыч, — недовольно бурчал Всеслав, одновременно поднимая вверх на витом тросике флажок с сигналом «Стоп!».

Остроносый треугольник лиловой парчи заплясал на мачте. Жёлтый означал бы «Сторожи́сь! Приготовиться!». Красный — атака. Два красных — общий сбор и атака по условному знаку. Три красных — волчья пляска смерти, сигнал к уничтожению всей живой силы противника любыми способами. Всего комбинаций было с дюжину, запоминались они легко и различались остроглазыми нетопырями отлично. К тому времени, как колонна замерла красивым строем, очухался немного и Рысь. Поднялся с плетёного сидения, смахнул с шапки и мехового во́рота серебро