Очертя голову, в 1982-й - Борис Карлов

— Не открывай, никого нет, — моментально отреагировал Петрушка, а я приглушил магнитофон.

— Оттуда слышно, — пробормотал Котов и пошёл открывать.

В прихожей послышался голос Зинаиды: «А я говорю, что он здесь!..» Я посмотрел на Петрушку — он сидел неестественно прямо, широко раскрыв глаза.

В следующую минуту Зинаида ворвалась в комнату и выросла над нами как джинн, выпущенный из бутылки. Казалось, она была удовлетворена увиденным.

— Вот так, — сказала она, поджав губы. — Я знала, что ты пьёшь и догадывалась, что ты путаешься со шлюхами. Мама была права: я увидела это собственными глазами.

Вера, до этого момента равнодушная к происходящему, посмотрела на неё с интересом. Петрушка со смирением ученика, готового к очередной порке, снял очки. Зинаида подошла к нему вплотную и закатила ему оплеуху.

Но удара не получилось. Вера быстрым движением руки подставила блок.

— Что?! — глаза у Зинаиды сделались круглыми. — Твои бляди будут меня за руки хватать?…

И она, изловчившись, вцепилась в волосы соперницы.

Приподнявшись, Вера сделала головой резкое вращательное движение и отскочила в сторону. От боли у неё на глазах выступили слёзы. Затем она треснула Зинаиду кулаком по челюсти. А когда та припечаталась к стенке, крутанулась и нанесла ей сокрушительный удар ногой по корпусу.

Зинаида медленно стекла на пол и, не в силах закричать, слабо заскулила.

Над ней склонился перепуганный Петрушка.

— Зачем ты так…

Побеждённый противник вызывает жалость, и мы все, включая Веру, стали ухаживать за Зинаидой. Усадили в кресло, похлопали по щекам, заставили выпить рюмку водки. Вскоре она очухалась и слабо произнесла:

— Мне пора домой, пустите.

Мы проводили её на улицу и остановили такси. Петрушка усадил её на заднее сидение и сел рядом. Машина тронулась с места, и, пока не скрылась из виду, Зинаида, обернувшись, смотрела на нас удивлёнными глазами.

— Извините… если что не так, — сказала Вера.

Битва титанов

В пятницу третьего сентября 1983 года я заступил на свою очередную трудовую вахту. Попов отпустил старую смену и теперь разминался, отжимая на руках метровое звено чугунной батареи отопления. Я поздоровался. Мой могучий приятель прокряхтел что-то в ответ и бросил батарею на каменный пол, который при этом ощутимо содрогнулся.

— В прошлую смену перебрали, — пожаловался он.

— Да… — кивнул я рассеянно, — в прошлый раз… Может, сходить за пивом?

— Возьми себе, если хочешь. Не хочу расслабляться.

Через пятнадцать минут я сидел перед трёхлитровой банкой водянистого пива. Потягивая стакан за стаканом и дымя папиросой, я смотрел, как Попов проделывает теперь упражнение на скорость ударов. Он поднимал на вытянутой руке тетрадный листок бумаги, отпускал, и пулемётной очередью ударов разносил его в клочья.

— Этот Шурик обещал снова прийти, попрощаться перед отъездом, — сказал я. — Наверняка принесёт бутылку.

— Не нравится мне этот Шурик, — поморщился Попов. — В нём есть что-то ненормальное.

От пива меня развезло и потянуло в сон. Я прилёг на топчан и проспал до вечера.

Проснулся от звонка в дверь. На пороге стоял Шурик.

Он был в том же застёгнутом на все пуговицы мешковатом плаще, хотя погода была сухая. Ещё я сразу заметил отсутствие спортивной сумки у него в руках — наверное потому, что рассчитывал на опохмелку. Как бы не так.

Шурик коротко и натянуто улыбнулся и, засунув руки в карманы плаща, прошёлся взад-вперёд по котельной. Я прикинул, нет ли у него бутылки во внутреннем кармане. Правда, очень хотелось выпить: во рту стоял сушняк, голова гудела. В одно мгновение мне показалось, что под плащом действительно что-то слегка оттопыривается.

— Я тебя разбудил, Борис? — внезапно повернулся ко мне Шурик.

— Нет, ничего, нормально, пора уже…

— Начальство бывает?

— Редко… Сегодня уже точно не будет.

— Это хорошо…

— Раздевайся, садись, — предложил Попов, поглядывая на нашего знакомого, сегодня столь непохожего на болтливого и разбитного курсанта школы милиции.

— Я только на минуту, — ответил Шурик. — Попрощаться…

Это уже был не Шурик; это был капитан Рахметов.

Он всё же сел и, глядя на проблески пламени в рабочей топке, медленно расстегнул верхние пуговицы плаща.

— Когда вас меняют?

— В восемь утра.

Попов присел напротив Рахметова и, пристально глядя ему в глаза, заговорил:

— Как вам понравился наш город? Улицы… дома… проспекты… набережные… мосты… переулки… сфинксы…

С каждым новым словом речь Попова замедлялась, и вскоре я с удивлением заметил, что глаза Рахметова затуманились, закрылись, и голова его упала на грудь.

Попов пошарил по его одежде сначала снаружи, потом залез к нему за пазуху и вытянул оттуда длинный чёрный пистолет с навёрнутым на дуло глушителем. Вынул из рукоятки обойму, патрон из затвора и просунул пистолет на место; вероятно, под плащом была кобура.

— Теперь понимаешь?

Я не успел ответить, потому что в этот момент Рахметов слегка пошевелился и поднял голову.

— … Второй вообще быть не могло! — горячо убеждал меня Попов. — Они и первую шайбу забили из-за ошибки вратаря! Шурик, ну ты-то хоть подтверди!..

Шурик зажмурился, нервно и сосредоточенно потёр рукой лоб, вскользь провёл рукой по левому боку.

— Что-то… голова…

— Чайку поставить? — предложил я.

— Да… чаю… покрепче…

Я вскипятил воду в литровой банке и щедро сыпанул туда «Грузинский экстра».

Рахметов молча выпил два стакана заварки, в его глазах снова появились признаки владения ситуацией.

— Скажите, Шурик, — обратился к гостю Попов, осторожно отхлёбывая из своей кружки, — вы верите в Бога?

— В бога? В какого бога?

— В Господа нашего, Отца, Сына и Святого Духа.

— Христианство?… Дают по правой — подставляй левую?

Теперь, снова обретя уверенность в себе, Рахметов не удержался от того, чтобы напоследок порисоваться.

— К чёрту такого бога. Ислам — это ещё туда-сюда — «насаждай огнём и мечом», но, по большому счёту, тоже слюнтяйство. Человек должен верить в реальную силу. Подчиняться этой силе или победить и встать на её место. Каждый должен знать своё место. Порядок, дисциплина, субординация. Это главное.

Рахметов больше не пытался разыгрывать из себя рубаху-парня: дело, как видно, шло к концу.

— Сила неразделима с красотой, точно так же — как умничанья интеллигентов с уродством. Вы были когда-нибудь на стадионе или в спортивном зале? Вы видели эти загорелые торсы и жизнерадостные лица? В них вся наша надежда, в них генетический код нации! Но кто же сидит в филармониях и читальных залах? Недоразвитые уродцы, очкарики с гипертрофированными мозговыми полушариями, которые они не могут удержать на своих тоненьких ножках… Удобрения на наших полях — вот то единственное и самое лучшее, на что они могут сгодиться впоследствии.