"Фантастика 2025-97". Компиляция. Книги 1-20 - Владимир Георгиевич Босин

я влёт сбил жирного гуся, то просто перестал давать мне прохода. Научи и всё тут. Я и для него сделал пращу, только размером поменьше. Но пока парень опасен только для окружающих. Того и гляди, зафинделит по своим. Зато у нас на столе появилась и птица. Благо середина лета и пернатых полным-полно в заболоченной пойме реки.

Владельца постоялого двора зовут Майер. За этот месяц мы с ним неплохо поладили. Я сдавал ему дичь, а он привозил мне из городка то, что мне нужно.

Сначала я приоделся. Ночью здесь прохладно, потому зипун на меху не помешает. Потом притащил мне лёгкий меч. Когда я вывел лезвие, убрав зарубины и поменял рукоять, то он стал похож на оружие.

Приятно, чёрт побери, снова почувствовать себя мужчиной. Сразу отношение меняется, народ видит, воин идёт.

Посыльный от Майера прибежал ближе к вечеру. Он передал весточку от хозяина. Майер сообщил, что на ночёвку остановились нужные мне люди.

Я как-то поведал ему вкратце свою историю и пообещал заплатить три серебряные монеты, если он найдёт попутный караван в наши края. Вот сейчас Майер и сообщал, что есть подходящий вариант.

М-да, я-то думал, что это проезжие купцы. А оказалось, что святоши. Целая делегация во главе с большим начальником. Судя по красной шапочке, это католический кардинал. А может епископ, я не разбираюсь в их знаках отличия.

Я наивный думал, что предложу свои услуги воина и толмача с русского языка и меня сразу возьмут. Ага, сейчас. Прежде всего толстый и важный мужичок, который ведал в караване хозяйственными делами и слугами, не понимал ни русского, ни немецкого. Только латынь и французский. А во-вторых, толмач у них уже есть. Если бы не помощь Майера, который сказал, что я знатный охотник и вообще на все руки мастер, я бы вернулся на хутор ни с чем. А так мне важно сообщили, что берут помощником. Но мне придётся помогать слугам. Типа «принеси, подай, пошёл вон». За это мне предоставляют место в повозке и питание.

И потянулись унылые дни. Я лежал в телеге и глазел на дорогу, и идущую за нами повозку. Периодически я спрыгивал и шёл рядом, чтобы размять ноги. А от обилия свободного времени опять меня стали занимать гнетущие мысли. Кто же это подсуетился, скинув меня в море? Это хорошо, что у меня затылок крепкий оказался. И плавать умею, моря не боюсь. То что меня хотели убить — это факт. Кому же я дорогу перешёл, даже в голову ничего не приходит? Ну всякое было, но из смертельных врагов у меня только тот придурок был, который поплатился жизнью за нападение на меня. Может его родственнички допёрли, кто отправил их чадо к праотцам и решили отомстить. Очень может быть. Подкупили кого из экипажа. Там люди Глебы были, я их знаю постольку — поскольку. Уверен, разве что, в Скоряте и Семёне. Глеб тоже не должен предать. А вот из остальных мог любой. Дали копеечку и показали пальцем на меня.

Других вариантов у меня нет, за отсутствием подробной информации.

День шёл за днём, и мы въехали в земли гордых пшеков. Пока ещё не состоялась уния, объединяющая под властью польского круля земли Польши и Литвы. Но разницу с немецкими землями мы сразу почувствовали. К нам стали наведываться дружины местных панов. Увидя святош, они с кислыми мордами целовали ручку кардиналу и исчезали. Простых же купцов стригли как капусту. Каждый мелкопоместный пан считал своим долгом взять подорожную за проезд через свои владения. Пожалуй, путешествие с подобным обозом, самый лучший вариант для меня. По-крайней мере безопасный. Всё-таки никто, даже самые отъявленные душегубы, не подымут руку на церковь в лице ей важных сановников.

Правда тут есть и обратная сторона медали. Меня считали грязным слугой, приходилось помогать мыть котлы после вечерней трапезы. И слугам помогать, и телеги вытаскивать из грязи. Правда, когда я начал приносить к кардинальскому столу жирных осенних уток и гусей, отношение изменилось в лучшую сторону.

Глава 15

Да, на носу ранняя осень, а мы тащимся по литовским землям. Кардинал торопится, ему нужно аж в саму Москву. И он абсолютно справедливо опасается осенней распутицы. А в Пскове я отделился от каравана, наши пути расходятся. Тем более уже не проблема найти подходящий караван идущий к нам.

Мы тащились целую седмицу. Купец, согласившийся меня подбросить, вёз соль и не особо торопился. Тем более телеги прилично перегружены и приходится давать лошадям роздых. Но мне торопиться уже некуда, я близок к дому. Но чем ближе, тем больше беспокойных мыслей.

А что, если это мой тестюшка отличился? Вдруг я ему где-то дорогу перешёл своими инновациями. Или в торговле заграничной. А если и Ольга тут замешана? Сейчас она становится моим наследником. Я-то сирота, некому наследство передать. Получается она выгодополучатель. А все эти охи и вздохи — так, бабий спектакль.

Но вспомнив лицо жены, устыдился. Нет, Оля не может. Но червячок всё равно продолжает грызть душу, разъедая мою веру в семью.

Нет, я, пожалуй, не стану сразу объявляться, подожду.

Мой расчёт оказался верен, я нашёл Скоряту в доме его городской зазнобы. Только он был не в состоянии со мной беседовать. Пьян вусмерть. Типа поминки по мне справляет. Его баба пожаловалась, что третью неделю не просыхает. Всё меня поминает.

А с утра я начал с ним оздоровительные процедуры. Едва понимающего, что с ним происходит мужика, я вытащил на улицу и дважды облил холодной водой. Вроде начал что-то понимать.

Мой давний друг выглядит ужасно. Всклокоченная нечёсаная грива волос, глаза воспалённые. Он выхлестал кружку холодной воды и попытался проморгаться, рассматривая меня.

— Да хорош уже любоваться мной. Я это, я, — тогда мой верный товарищ полез ко мне целоваться. При этом что-то выкрикивал и окончательно намочил мне рубашку. С него стекала вылитая мною вода.

А когда хозяйка накормила его жирным бульоном, Скорята начал хоть что-то соображать.

— Как это не надо сообщить? Тебя же считают того, утопшим. Молодая жинка убивается, а он не надо.

— Дурья твоя башка, я же говорю, что не сам с лодки упал. Помог кто-то из наших. А кто? Вот вопрос. И главное кто заплатил за это? Ты вот знаешь ответ на это?

— Нет, — Скорята так замотал головой, что я испугался за её целостность.

— Вот потому и молчи. И бабе своей