Японская война 1904. Книга 3 - Антон Дмитриевич Емельянов

если еще до того, как Гуаньинь встретила его душу, все его сторонники или умирают, или же отрекаются от него, это точно убийство. Не знаю, могла ли императрица Цы Си предотвратить это, но… Слишком велико стало влияние иностранных денег при дворе в Пекине. Раньше они грозили нам пушками канонерок, теперь же поняли, что купить нужных людей гораздо дешевле. Поэтому то, что произошло в И-Чжоу — это не чудо, не что-то невероятное, это понятное и очевидное продолжение тех процессов, что бурлят среди чжунго последние годы.

— Что-то еще?

— Баочжэнши, в смысле губернаторы И-Чжоу уже долгие годы плыли в фарватере идей Кан Ювэя, одного из противников курса убитого Ли Хунчжана. Может быть, вы слышали о его программе реформ за 100 дней. Она провалилась, и Кан бежал из страны, но его последователи все еще активны. Слишком активны для тех, кого их лидеры бросили и не напоминают о себе.

Я никогда не слышал о таких людях и реформах, но сами названия звучали довольно знакомо. Кажется, и в истории моей России будущего были такие вот Кан Ювэи, у которых тоже ничего не получилось. Я задал еще несколько вопросов, чтобы разобраться, что именно хотел изменить этот благородный китаец. И на первый взгляд его подход казался даже полезным: он хотел провести что-то вроде революции Мэйдзи или реформ Петра I, когда старые порядки, пусть через кровь и смерти, ломаются ради модернизации страны. Еще он был категорически против мира с Японией в 1895-м, собирал людей для протеста, его дядя так целое восстание поднял, чтобы продолжать войну…

— А куда он уехал, когда его реформы провалились? — уточнил я.

— В Японию, — тут же ответил Янь Сюнь.

Я только хмыкнул. Действительно, долгие годы с кем-то бороться, а потом к нему же и сбежать. Ничего необычного. Потом, как выяснилось, Кан Ювэй успел съездить в Лондон, Вашингтон, Дели и вот недавно мелькнул в Париже. В общем, сориентироваться по нему в том, кто выступил против России, прикрываясь Китаем, пока не получалось… Но связи где-то там на Западе точно имелись, теперь в этом не было никаких сомнений.

В этот момент застучал телеграф Городова, и я тут же отвлекся, ожидая последних новостей от Буденного.

— Сейчас… сейчас… — бормотал мой главный связист, разматывая ключ. — Да! Взяли, они взяли И-Чжоу! Потери…

Снова пауза в несколько минут, чтобы все принять, чтобы убедиться, что ошибки нет.

— Потери — 19 легких, убитых нет, — Городов улыбнулся и снова засел за аппарат, чтобы принять и расшифровать все детали.

Учитывая, что от промежуточной точки до нас был протянут провод, в теории можно было поставить трубки и говорить голосом, но… Что-то у Городова не пошло. Там и почти все аппараты, которые мы ставили к батареям для корректировки огня, повредили, и помехи какие-то наводились из-за того, что мы кабель в землю закопали. Но ничего! Пусть медленнее, зато эту линию просто так ни звери, ни местные предприимчивые китайцы не найдут.

А детали я и так уже примерно представлял. Такие небольшие потери, и это с учетом четырех тысяч защитников города, могли означать только одно. Я повернулся к Янь Сюню и широко улыбнулся.

— Кажется, ваш заместитель Ли Тань и его диверсионные отряды справились. Поздравляю!

Маньчжур постарался сдержать эмоции, но, когда Городов подтвердил мою догадку, все-таки не удержался и тоже расплылся в улыбке.

— Не верил, — признался Сюнь. — Не верил, что ваше обучение может сделать нас настолько сильными, но… Гарнизон города вроде И-Чжоу не меньше тысячи человек. Даже если все остальные солдаты, нагнанные к нашему приходу, были на внешних укреплениях, эти должны были оставаться внутри, ждать удара… А у капитана Ли была всего сотня человек, чтобы завести их в город под видом местных и атаковать.

— Во-первых, не стоить недооценивать инициативу и тренировки. Даже сотня человек, которая действует слаженно и бьет одновременно по всем ключевым точкам города, это страшная сила. А во-вторых, не капитан Ли, а баочжэнши Ли.

— Бао — это гражданский губернатор, — поправил меня Сюнь. — Если же брать военное время, то правильнее будет цзяньцзюнь.

Я только улыбнулся, но мое радостное настроение продержалось недолго. Уже через пять минут Городов начал диктовать цифры потерь освобожденного 1-го конно-пехотного, и у меня и всех остальных офицеров разве что зубы скрипеть не начали. С учетом усилений у Хорунженкова изначально было около тысячи солдат, потом добавились выжившие стрелки от капитана Павлова и моряки с «Сивуча». Да, были потери в пути, при штурме Инкоу, но… Сейчас, когда была вскрыта крепость, где держали пленных, их оказалось всего 223 человека.

Одна из лучших моих частей, с которой я начинал, на которую у меня были такие надежды — и такие потери.

— Раненые не выжили? — спросил Мелехов.

— Выжили, их в этих двух сотнях не меньше половины, — Городов еще ничего не понял и просто передавал сообщение. — У наших же в каждом взводе есть те, кто прошел курсы фельдшеров, так что присматривали как могли. Но там закрытое пространство: еды мало, вода грязная, и прокипятить ее никак. Многие прямо на месте заболели и умерли. Там каждое утро выносили трупы, солдаты Борецкого нашли за городом яму. Их туда всех скидывали и даже не засыпали.

— Действительно, зачем засыпать! — зло прохрипел Мелехов и расслабил мундир на горле. — Если каждый день докидывать надо. Проще дождаться, пока все пленники целиком кончатся.

— Доктор… — Городов на мгновение сбился, но продолжил. — Пришедший с Буденным доктор Софьин уже начал операции, но, по его словам, еще минимум четверть не доживет до того, как их можно будет переправить к нам в полноценный госпиталь… Сотник Буденный просит вашего разрешения наказать тех, кто принимал участие во всем этом непотребстве.

— Запрещаю, — мне очень хотелось сказать совсем не это, но эмоции сейчас только все испортят. — Виновников можно задерживать и готовить к отправке на суд к нам, но… Самим никого не наказывать. Все приказы — точно по списку, что мы заранее согласовывали.

Я подошел к своему стулу и рухнул на него, откинувшись на спинку.

— Как же я их ненавижу! — рычал рядом Мелехов. — Как же…

— А я думал, вы обычно за то, что ради дела солдатом можно и пожертвовать! — я сначала не узнал голос Шереметева, так он странно звучал.