Товарищ "Чума"#6 - lanpirot

Товарищ Сталин, меж тем, оттолкнувшись руками от пола, легко вернулсяв нормальное положение. Оправил руками задравшийся и съехавший на бок френч и весело подмигнул наркому.

— Ну, что, Лаврэнтий, — практически без одышки произнёс вождь, — сможэш повторить такой фокус?

Но товарищ Берия ничего не ответил на этот вопрос — его шаблоны были начисто снесены. Он был бы куда меньше ошарашен, если бы ему сейчас сказали, что Гитлер повесился на собственном галстуке, либо застрелился, а кровопролитная война окончательно закончилась.

Но вид стоявшего перед ним на руках товарища Сталина окончательно доконал. Вот он и стоял, схватившись одной рукой за сердце, открывая и закрывая рот, словно рыба, которую выбросило на берег. Ибо того, что он сейчас видел — просто не могло быть… По крайней мере, во вселенной товарища Берии — точно.

— Лаврэнтий! Лаврэнтий! — обеспокоенно окликнул ближайшего помощника товарищ Сталин. — С тобой всё в порядке? Может, позвать врача?

[1] В 1935 году президент США Франклин Рузвельт, узнав о симпатии своего коллеги к бренду «Паккард», подарил лимузин Packard Twelve 14-й серии. Так в гараже у Вождя появился первое бронированное авто. Подарок так понравился вождю, что на нем он ездил до конца сороковых годов, пока в СССР не начали выпускать аналог — ЗиС-115.

На бронированных Packard Twelve ездили и другие руководители СССР. В 1947 году такие машины были закреплены за Молотовым, Берией, Ждановым, Микояном, Маленковым, Ворошиловым и Андреевым. Затем им пришлось, как и Вождю, пересесть на ЗиС-115.

[2] Хозяин — так называли товарища Сталина за глаза высшие советские чиновники.

[3] Амикошонство — бесцеремонное, неуместно-фамильярное общение под видом дружеского. Происходит от франц. ami — «друг» и франц. cochon — «свинья». Разг., устар.

Глава 16

Я спокойно сидел на стульчике в приёмной вождя, закрыв глаза и делая вид, что мирно подрёмываю и что всё происходящее в кабинете товарища Сталина меня особо не волнует. После того, как в кабинете скрылся Лаврентий Павлович (а не узнать незабвенного товарища Берию — того самого страшного и ужасного, было невозможно), я раскинул магическую сеть и принялся наблюдать за действиями высшего руководства страны.

А Виссарионыч оказался еще тем шутником! Я понял это, когда он перед товарищем Берией, обалдевшим от такого поворота, исполнил свой цирковой трюк — встал на руки, да еще и отжался от пола в таком положении пару раз. Нет, ну вы самим-то представьте себе эту картинку. Представили?

А вот Лаврентий Павлович явно не мог всего этого уложить в своей голове. Во-первых — это переворачивало с ног на голову, как и сам товарищ Сталин, всю его картину мира, а во-вторых — слишком вымотанным оказался Лаврентий Павлович за последнее время. Поэтому, когда он побледнел и схватился рукой за сердце, я не стал ждать, а резко подскочив на ноги, кинулся к дверям в личный кабинет Сталина.

Не обращая внимания на предупреждающие крики Поскрёбышева и удивленные лица моих соратников, я ворвался в кабинет вождя, на ходу выплетая малую целительскую печать. Я метнул её с ходу в товарища Берию, которого подхватил под руку Иосиф Виссарионович, не давая своему первому помощнику свалиться на пол. Что там случилось с Лаврентием Павловичем — инфаркт или инсульт, разбираться было некогда. Хотя, судя по застывшей на его лице кривой улыбке с опущенными уголками губ, товарища наркома накрыло инсультом. Но малая целительская печать вполне способна справиться с этой «неприятностью», к тому же и времени прошло всего-ничего, буквально несколько секунд.

А вот если я бы не поспешил, в этом случае отделаться малой печатью не получилось бы. Но даже и в этом случае не случилось бы ничего страшного — просто мне бы понадобилось чуть больше времени, чтобы запитать уже подготовленный полуфабрикат нашей с Глафирой универсальной целительской печати, которую я подготовил для Лазаря Селивёрстовича. А этот магический конструкт и мертвеца (шучу) на ноги поставит.

Так что самое главное — чтобы «пациент» не успел отправиться в мрачные чертоги моего четвертого братишки из банды «Всадников Апокалипсиса» — Смерти. Ведь вытащить оттуда кого-нибудь я бы, наверное, не сумел. Хотя… я еще не пробовал этого провернуть. Ведь умудрялись же некоторые личности из сказок, мифов и легенд совершать подобные подвиги, вытаскивая с того света людей. А я, скажите, чем хуже?

Лицо Лаврентия Павловича порозовело, он перестал криво улыбаться и вздохнул полной грудью расправив плечи. Я прекрасно видел магическим зрением, как внедрившаяся в его тело печать восстанавливает поврежденные структуры мозга. А у него, кстати, и сердечко тоже барахлило, не критично, но всё-таки.

Вот заодно и его подлечим. Будет как огурчик! Не такой, конечно, как товарищ Сталин после применения универсальной печати, но всё-таки. Да и рановато ему капремонт в сороковник устраивать, пусть еще так небо покоптит. Для него и малой целительской печати за глаза — на несколько лет эффекта хватит, а там поглядим.

— Мне уже лучше, товарищ Сталин… — наконец выдохнул нарком, которого действительно отпустило.

А иначе и быть не могло после такого лечения. Да ни в одной даже самой лучшей больничке СССР так поправить потрепанный человеческий организм не сумеют. А это всего лишь малая печать!

— Ну, и напугал ты мэня, Лаврэнтий Павлович, — произнес вождь, отпуская руку Берии. — А вы, товарищи, зачэм толкаетэсь в дверях? — приподнял он одну бровь, обращаясь к «застрявшей» в дверном проёме охране. Это они меня пытались перехватить. — Закройте двэрь с обратной стороны! — распорядился Иосиф Виссарионович. — Если будет нужно я позову.

Телохранители вождя попятились, а после закрыли дверь, оставляя меня с первыми лицами государства наедине.

— Ваша работа, товарищ Чума? — поинтересовался вождь, имея ввиду мою «скорую помощь» Берии.

— Да, моя, товарищ Сталин, — не стал я отнекиваться. — Слишком уж вы круто взяли в оборот Лаврентия Павловича — вот нервишки и не выдержали. Инсульт на ровном месте заработал. Но, не переживайте, я уже успел починить товарища наркома.

— Да понял я ужэ, что пэрэстарался… — Было видно, что Иосиф Виссарионович весьма переживает за судьбу своего ближайшего соратника.

Слишком многое их связывало как раньше, так и сейчас. И лишиться столь ценного кадра в годы войны, было бы большой потерей не только для товарища Сталина, но и для всей страны. Ведь именно кадры решают всё!

— Спасибо вам большое, товарищ Чума! — от души поблагодарил он меня. — Садитесь, товарищи, —