Патруль - Макс Гудвин

«Контраст», — пронеслось в голове сказанное ей слово. Её тянуло на контраст после работы. А меня что тянет? На нарушение всех мыслимых и немыслимых протоколов? На мысль о том, что я, младший сержант полиции, стою голый в душе у стриптизёрши, а в голове у меня прокручивается её танец, от которого кровь стучит в висках.

Я снова открыл глаза, глядя, как вода растекается по мрамору. Шум воды не заглушал внутренний гул. Он лишь стал саундтреком к навязчивому кино, которое теперь играло у меня в голове. Смывая с себя пот и грязь смены, я лишь сильнее ощущал, как на меня налипает что-то другое — тягучее, тревожное и до неприличия притягательное.

Открыв глаза, я глубоко вдохнул и выдохнул.

«Так не бывает», — колотилось внутри моей ментовской головы мысль. Но так было. И в какой-то момент в ванную комнату ворвался поток свежего воздуха, а занавеска качнулась в сторону выхода: кто-то зашёл в ванную.

— Спокойно, это я. Ты разобрался с душем? — спросил чуть подпитый голос Иры, разливающийся в душевой словно звон множества колокольчиков.

«С-сука…» — мелькнуло у меня, как слово, которое как нельзя лучше подсвечивало эмоциональность этой ситуации.

— Да, да. Спасибо большое, — выдохнул я, в какой-то момент коснувшись себя ниже живота.

И если я не верил, что так может быть, то мочеполовая система вполне себе верила. Демонстрируя мне, как бывшему пионеру и комсомольцу, что ОН всегда готов. Даже когда его об этом не очень-то просят.

— Смотри, вон пачка полотенец, после душа возьми серое, оно для всего тела, — произнесла она. Её голос казался всё ближе, и нас отделяла лишь клеёнка и сплошная струя воды.

— Хорошо, я понял, — выдохнул я, видя её силуэт через матовый ромб мутной клеёнки.

— Да? — удивилась она. — Точно разберёшься? Я могу отдельно положить куда-нибудь? К примеру, сюда…

Глава 16

Искушение и долг

Её босая нога шагнула в душевую, отодвигая клеёнку, отделяющую нас. Полотенца у неё в руках не было, а из одежды — только блестящий пирсинг в пупке. Ира шагнула ко мне и приблизилась настолько близко, что я мог касаться её без участия рук.

Она смотрела мне в глаза, так как была чуть ниже. Пальцы её свободной руки легли мне на трапецию и проскользили по грудной, прессу, касаясь меня внизу живота и беря меня в захват за мой мужской «хвост».

«Как поменялись времена», — почему-то подумалось мне. Всё стало настолько проще, или это вино руководит её поступками?

Но как насчёт меня? Что руководит мной, и что есть я, и какие цели я преследую?

— Нравлюсь? — зачем-то спросила она мне на ухо, и её голос прозвучал глуховато, будто из-под воды.

Пар от горячей воды густел в воздухе, наполняя лёгкие влажным жаром. Ира на мгновение закрыла глаза, её покачнуло, и она инстинктивно упёрлась свободной ладонью мне в грудь, чтобы не потерять равновесие. Её пальцы скользили по моей мокрой коже уже без прежней уверенности — теперь это было скорее усилие уставшего человека, а не соблазнительная ласка. Капли воды, стекавшие с её ресниц, были похожи на слёзы, но на самом деле это был просто конденсат, смешавшийся с оставшимся после её работы макияжем. Видимо, алкоголь, до этого приглушённый танцем и адреналином, поднялся изнутри в её светлую голову и поглотил сознание девушки густым туманом, размягчив мышцы и сделав Иру ватной. Её тело стало тяжёлым и податливым и подалось назад, падая, но я подхватил её, беря на руки.

— Очень, — произнёс я и понёс сквозь всю квартиру, толкнув ногой дверь в спальню.

Комната была почти пустой и тонула в полумраке. Глубокий синий цвет стен поглощал свет от единственного настенного бра с тёплым желтоватым свечением. Всё убранство составлял низкий каркас кровати с огромным светлым матрасом, похожий на тот самый подиум в зале, только приземистый и мягкий. Рядом на полу лежала стопка книг вперемешку с глянцевыми журналами, а на тумбочке из неотшлифованного дерева стояла одинокая кружка. Пахло здесь иначе, чем в гостиной, просто чистотой свежего постельного белья.

Я аккуратно положил её на огромную светлую кровать.

Она изящно выгнулась в спине и, закрыв глаза, засопела, получая то самое, чего она по-настоящему хотела, а именно — спокойный сон. Верхняя книга в стопке макулатуры была, как ни странно, «Лолита» Набокова. Какую же дрянь она читает, и скорее всего не от хорошей жизни пошла в танцовщицы на пилоне.

«Ну что ж, — подумал я, — не рация, так случай. А пользоваться беспомощностью девушки — ниже моих принципов и правил».

И, накрыв сопящую во сне стриптизёршу одеялом, я отправился в зал.

Взяв из сковородки наггетсу, я положил её в рот и, пойдя в ванную, вытерся тем самым серым полотенцем. Одевшись, я подошёл ко входной двери, приоткрыл её и посмотрел на замок — старая добрая самозащёлкивающаяся дверь. Что ж, это всё упрощает. Взяв ручку и вытащив свёрнутый вчетверо листок А4, лежащий в служебной книжке (видимо, для изучения объектов), я написал на нём:

'Спасибо за ужин и за душ. Уложил тебя спать и пошёл дальше работать. Будешь в настроении — звони.

Контрастный Слава (и мой номер телефона)'.

Этот листок я прикрепил к зеркалу в коридоре. Доев наггетсы и допив сок, я отнёс сковородку на кухню, на которую, видимо, денег у Иры не хватило — это была обычная постсоветская кухня без изысков, правда с новой микроволновкой, холодильником и каким-то ящиком, в котором стояла посуда.

«Посудамоющая машина? — Шикарно! Надо будет ко мне в секционку такую завести, или вообще снять свою квартиру. Чё, это и правда, я мешаю Лёхе Иванову спать через ночь от смены к смене». На кухонном столе, кстати, стояла прилично так початая вторая бутылка вина, что многое объясняло.

Интересно, сколько сейчас стоит жильё своё купить? На этой мысли память Славы Кузнецова одарила меня болью, даже не цифрами, а моральной болью… И странным, новым для меня словом — «ипотека». Несмотря на то что развитый капитализм в России был несказанно лучше моих девяностых, квартиры в этом времени, как в СССР, больше не давали.

«Прорвёмся», — вздохнул я и, взяв бронежилет с каской и палкой, вставил в его разгрузку рацию, вышел из квартиры номер девять на Фёдора Лыткина, 2, щёлкнув самозакрывающейся дверью

— 305, 307-му, — произнёс я в рацию.

— Слушаю, — ответил Дима.

— Адрес базирования своего напомни?

— Усова, 29.

— Сейчас буду.