Год Оракула - Чарльз Соул

COMBIEN D’ANNÈES JUSQU’À CE QUE LA FRANCE GAGNE LA COUPE DU MONDE?^[1]

Уилл положил листок в стопку у стенки. Стопок таких было в его квартире три, каждая высотой четыре фута, тысячи страниц. И каждая страница была плотно покрыта мелким шрифтом текста с обеих сторон. Почти все – вопросы для Оракула. Поскольку адрес оказался на Сайте, приходили миллионы писем – и их содержание сводилось к трем вопросам:

Получу ли я то, что хочу?

Когда я получу то, что хочу?

Почему я не могу получить то, что хочу?

Первые тысяч сто были распечатаны и сейчас лежали штабелями между ящиками с инструментами Уилла – басы и гитары стояли на страже вопросов, как часовые.

– Брось их читать, Уилл, – послышался голос за спиной.

– Знаю, – ответил Уилл. – Это нелегко.

Он распахнул шкаф, вытащил видавшую виды фендеровскую бас-гитару, забросил лямку на шею и повернулся лицом к комнате. Не очень много там было что рассматривать: заваленный мусором журнальный столик (столешница будто спирографом разрисована – кольца от донышек стаканов и длинные перевитые царапины), торчащий среди прочей отданной даром меблировки гостиной. Все остальное в квартире было забито аппаратурой. Инструменты, пюпитры, аккуратно свернутые бухты кабеля, педали эффектов, небольшой набор цифровой аппаратуры… кладовка, а не жилье.

В единственном кресле сидел Хамза Шейх. Сияющие глаза, коротко стриженные волосы, ослепительно-белые зубы.

– Эти все вопросы больше ничего не значат, – сказал он. – Все, что нам было нужно, мы из них вытащили. Это теперь просто шум.

– Для людей, которые их посылали, они наверняка значат много, – возразил Уилл.

– Ты можешь ответить хоть на какие-то?

– Нет.

– Тогда не вини себя. На эти вопросы никогда ответов не было. Не стоит себя грызть только потому, что люди хотят что-то знать.

– Да тут логикой не поможешь, – ответил Уилл. – Я… ну плохо мне от этого. Что мы людям даем надежду на что-то, чего никогда не исполним.

Хамза снова посмотрел на лэптоп, открытый на журнальном столике, рядом с разлохмаченными пачками бумаг, папками, заполненными информацией о людях, с которыми они собирались говорить, таблицами.

– Давай лучше соберись, – сказал он, внося обновленные цифры в какую-то экранную таблицу. – Сегодня самый важный день нашей жизни. Если у нас получится, сможешь помочь кому хочешь. Ни в чем себе не отказывай, брат.

Уилл начал басовую партию на висящем на шее инструменте – повторяющаяся мелодия из четырех нот.

– Я этот мотив знаю, – сказал Хамза, не поднимая глаз от клавиатуры. – Как называется?

– Это «O’Jays», – сказал Уилл. – «For the Love of Money».

– Ага, моя любимая, – отозвался Хамза. – Иди сюда, уже почти время.

Уилл подошел к дивану и сел, сняв бас с шеи и прислонив к подушкам. Шевельнув стопку бумаги на журнальном столике, достал свой лэптоп, – почти такой же потертый, как сам столик, – и блокнот Оракула.

Открыв компьютер, он взял блокнот и поднял его вверх, показывая Хамзе, – как бродячий проповедник, воздевающий Библию перед публикой.

– Перед тем как мы это сделаем, – сказал он, – давай все проговорим еще раз. Последний раз.

Он опустил блокнот, сворачивая его в руке.

– Ты думаешь, это… в этом все дело? В этом причина, почему мне посланы были эти предсказания? Всего лишь – деньги?

Хамза убрал руки с клавиатуры и тяжело вздохнул:

– Ладно, Уилл. Последний раз. – Он поднял взгляд, глядя прямо на Уилла: – Нам предоставляется возможность, которой я в жизни своей вообразить не мог. Настолько огромная, что я бросил работу, чтобы тебе помочь. Работу в инвестиционном банке, которая мне в неудачные годы давала бонус в четверть миллиона чистыми. Такая грандиозная, что я соврал жене, почему я это сделал. Я оставляю в стороне тот факт, что мы с тобой уже больше десяти лет лучшие друзья и что я ожидал большего доверия, чем ты сейчас проявляешь.

– Хамза, не надо, это не… – начал Уилл, но Хамза поднял руку, и Уилл замолчал, не договорив.

– Равным образом я не говорю о том, что тебе это нужно намного больше, чем мне. Я не буду говорить об этом, потому что со стороны твоего лучшего друга это было бы грубо. Тем не менее…

Хамза потянулся за блокнотом, Уилл его отдернул. Наступила пауза – оба они обдумывали этот рефлекторный жест. Хамза медленно опустил руку, не сводя взгляда с Уилла.

– Послушай, – сказал он тихо. – Ты получил предсказания. Ты мне настолько верил, что рассказал о них. Мы долго говорили, пока решили, что делать. И к этому мы пришли, и оно нашу жизнь изменит навсегда. Навсегда. Ты не получил инструкций, – продолжал Хамза. – Ты не получил правил. Если ты найдешь на тротуаре двадцатку, это значит, что она попала к тебе с какой-то целью? Ты будешь обязан поступить с ней так-то и так-то, а не как-то иначе? Ни хрена. Она твоя, и ты можешь сделать с ней все что хочешь.

– Ты всегда переводишь на финансы, – сказал Уилл.

– А это неплохо. На самом деле это даже хо… – Хамза замолчал, мотнул головой. Он хлопнул по крышке лэптопа, и снова качнулся журнальный столик. – Знаешь что? – сказал он, вставая. – Забудь. Давай завалим Сайт. Давай… ах ты ж…

Уилл смотрел, как Хамза ходит туда-сюда по комнате. Места ему было маловато – между входом в кухню размером с телефонную будку и дверью ванной – шага четыре в каждую сторону.

– Ты сдрейфил сейчас, когда осталось… – Он достал телефон, посмотрел время и показал его Уиллу: – … семь минут, и все, для чего мы работали, свалится прямо к нам в руки? – Хамза сунул телефон в карман. – Ты был человеком – извини меня – без будущего. И когда тебе это будущее дали, буквально в руки, ты просто испугался. В смысле… ну, да, это ошарашивает, не спорю, но значит ли это, что надо просто так сидеть? Будто ничего и нет? Делая вид, что ты не знаешь того, что знаешь… в смысле, какого хрена?

Уилл смотрел, как друг мечется по комнате.

– Ты тоже нервничаешь, как я? – спросил он.

Хамза остановился, потом плюхнулся обратно в кресло, потирая лицо ладонью.

– Пф-ф-ф.

– Ты не был возле «Лаки корнер», – сказал Уилл. – Это случилось до того, как я тебе сказал, что Оракул – я. Ты не понимаешь, насколько неправильно все это может быть. А я знаю. Как только ты выпустишь эту информацию в мир, как только спустишь с цепи… тебе останется лишь сидеть тут и смотреть, что будет, и знать, что это сделал ты. Все, что произойдет, будет твоей виной.