Было записано - Greko

Шалопай Дорохов еле сдержался от смеха и предчувствия последующих событий.

— Да, Миша! А, ведь, Вася прав! Ты будто только минуту назад встал из-за стола ресторации. Надо бы тебя как-то измазать, изгваздать. Да и крови неплохо бы чуть пустить!

— Ты серьезно? — Лермонтов остолбенел.

— Увы.

— И как?

— Дозволите? — спросил Вася.

— Ну, если надо… — Лермонтов кивнул.

Вася быстренько занялся «гримом» великого поэта. Обмазал слегка грязью лицо, прежде знакомое ему по картинам в учебниках. Мундир также не пожалел. Уже через пару минут Михаил Юрьевич представлял вполне удобоваримое зрелище пленного русского, с которым не церемонились.

— А с кровью как? — задал резонный вопрос Лермонтов.

— Да, как⁈ — даже Дорохов растерялся. — Не бить же его взаправду?

— Какой бить⁈ — всполошился Вася, памятуя о каждой капле крови поэта, за которую он нес ответственность. — Это мы мигом.

Вася быстренько уколол себя кинжалом в палец, как врач в поликлинике при заборе крови.

— Не побрезгуете? — спросил прежде немного ошалевшего Лермонтова.

— Нет, Вася, — сглотнул. — Спасибо!

— Ага!

Вася быстро начал размазывать кровь по лицу. Дорохов в стороне и любовался, и давал советы. Общими усилиями таки превратили гения в совершенного лишенца.

— Так годится! — кивнул довольный Вася, осматривая Лермонтова.

— Да! — согласился Дорохов. — Скажи, Миша, талантливый наш Вася чертяка! И в бою — молодец! И хоть сейчас отправляй его в театр, кордебалет гримировать! Хотел бы ты, Вася, кордебалет гримировать? А? Признавайся!

— Да, ну! — Вася засмущался.

— Откуда ему знать про кордебалет? — резонно вопросил Лермонтов.

— Плевать! — отмахнулся Руфин, загораясь. — Хотел бы, хотел! Вижу! Да я и сам бы не отказался, Вася, сейчас быть не здесь, а посреди кордебалета. И чтобы вокруг не этот лес и деревья, а ножки, ножки… Ах! Ну, да ладно! Собрались все! — приказал Дорохов жестким голосом отряду. — Начинается!

[1] Пример. В 1835 г. «жительствующая Московской губернии Верейского уезда деревни Субботиной солдатка Агафия Николаева Голикова прислала прошение о учинении справки: в живых ли и где именно находится муж её, служивший в бывшем 18-м егерском полку Степан Иванов Голиков: если же умер, то снабдить её о том свидетельством». Ей сообщили, что муж умер в госпитале в 1830 году. 31-го января 1836 г. верейский земской исправник уведомил Голикову, что с этого момента она официально считается вдовой и может повторно выйти замуж.

[2] Таврида — казённые офицерские квартиры Таврического полка, знаменитые своими попойками.

[3] Так назвалась в кругу офицеров Театральная улица в Петербурге, где находились два дома постройки Росси. Там размещалась театральная школа. Офицеры искали там удовольствий, выходящих за общепринятые рамки.

Глава 2

Вася. Малая Чечня. 1-е июля 1840 года.

Столкнулись с вражеским отрядом из пяти человек на небольшой полянке. Выглядели они еще хуже Дороховского. Одно слово — оборванцы. И по аналогии — рыбак-рыбака — ни в чем отряд Руфина не заподозрили. Приняли за аварских мюридов. Начали разговаривать. Те, кто мог говорить по-лезгински или по-чеченски, зная язык, отвечали. Таких в отряде было большинство. Они и выдвинулись вперед. Разговор был обычный: откуда, куда и что вообще в мире творится, в котором, как известно, стабильности нет. Остальные, кто не участвовал в беседе, спокойно ждали. Только три человека из всей лесной братии были напряжены. Лермонтов, что понятно, Вася и какой-то молодой парень из вражеской пятерки. Собственно говоря, Васин нервяк возник именно из-за этого парня. Как только отряды столкнулись на лесной поляне, он глаз не сводил с Лермонтова. И смотрел недобрым взглядом, аж желваки ходили. И к разговору не прислушивался. Так и сверлил взглядом поэта, почти не мигая. Вася занервничал. Потом слегка пнул коня и встал чуть впереди Лермонтова. И уже тоже глаз не сводил с парня. И тоже — почти не мигал.

— Что он так смотрит? — наклонив голову, чтобы не было видно рта и шевелящихся губ, спросил Лермонтов.

Вася незаметно показал рукой: лучше сейчас помолчать.

Тут как раз про Михаила Юрьевича и спросили. Смеясь и бахвалясь, «наши» им сообщили, что взяли в плен русского офицера и надеются на хороший выкуп. И это был последний мирный и ленивый диалог в этой недолгой беседе. Дальше в одну секунду все перевернулось и закрутилось так, что мало кто понял, как все так случилось.

Услышав про русского офицера, парень не выдержал. Не произнеся ни звука, резко пнул своего коня. Конь взвился, дернувшись в сторону Лермонтова. Вася долго раздумывать не стал. Бросил своего коня поперек. Лошади столкнулись головами. Парень бросил гневный взгляд на Васю. Вася дотянулся и тут же полоснул парня мгновенно выхваченной шашкой по шее. Гневный взгляд молодого чеченца сменился на удивленный. Он схватился за горло, из которого уже фонтаном била кровь. Чуть погодя — упал с коня, грохнувшись на землю. Все остолбенели. Вася этим воспользовался.

— Режь! — крикнул своим, сам бросившись на ближайшего врага.

Его крик привел отряд в чувство. Оставшиеся четверо чеченцев ничего не успели ни понять, ни предпринять. И минуты не прошло, а на поляне уже лежало пять трупов.

После этого всем потребовалось еще некоторое время, чтобы прийти в себя. Поэтому стояла абсолютная тишина. Только и было слышно частое дыхание всего отряда, получившего за ничтожно малое количество времени лошадиную дозу адреналина. И запах крови…

Первым пришел в себя Дорохов.

— Вася, твою же…! Ты чего творишь? Зачем?

Вася не ответил. Бросился к Лермонтову.

— В порядке, Михаил Юрьевич? — спросил, осматривая поэта.

— Да, — Лермонтов чуть подрагивал. — Ни царапины. Кровь твоя.

— Хорошо.

— Вася! — Руфин требовал ответа.

— А что было делать, Руфин Иванович? — Девяткин принял свой обычный вид недотепы. — Вы же видели. А если бы зарубил Михаила Юрьевича?

— Да он и шашки не вынимал даже! — Руфин почти орал. — Просто хотел что-нибудь сказать. Ну, плюнул бы в крайнем случае в лицо. Убивать-то было зачем⁈

— По инерции, Руфин Иванович, — оправдывался Вася. — Само как-то…

— Само! — передразнил Дорохов. — Тебе, Вася, не в кордебалет нужно. Тебе на воды нужно срочно, нервишки подлечить! Твое счастье, что так все сладилось. Вот поверь и запомни на будущее: еще раз такой фортель выкинешь, я на твои Георгии