С мейсе Райкконен что-то не так - Анна Ледова

– Тётенька, а ты ведьма, да? – вдруг раздался звонкий голосок.

Я плавно качнулась вбок и за широкой спиной дядьки увидела сидящего на стуле мальца лет восьми, беззаботного качающего ногой.

– Твоим оглоедам вообще уже ловить некого? – уставилась я на Скоропута. – Он же с горшка только слез. Выпороть, и все дела, будет знать, как по карманам шарить…

– Да не, – дядька неприятно скривился, будто от зубной боли. – Не воришка это. Тут, племяшка, такое дело… Вот хорошо, что зашла.

Не хорошо, не хорошо, пятой точкой чувствовала!

Но бежать было поздно; дядька, несмотря на медвежьи габариты, очень ловко метнулся и перекрыл мне выход из участка.

– Уна, девочка моя…

– Вот сразу нет! – попятилась я. – Что бы ты там ни задумал.

– Да погоди ты… – Скоропут, если у него висит что на языке, обязательно всю мысль от начала и до конца выскажет, как его ни затыкай. – В общем, приют сиротский сегодня брали. Две недели операцию готовили. Человечка своего внедрили. Ходили слухи нехорошие, что хозяйка того приюта деточек в чёрном теле держит, а их довольствие из городской казны себе в карман кладёт: мол, подопечные и сами себя прокормят. А кто не сумеет – ну так на то воля божья, земля деточке пухом…

– Слухи? – фыркнула я. – Да только глухой не слышал, что Удавиха сироток несчастных за малую провинность до полусмерти запарывает. Мальчишек за гроши сдаёт ямы помойные выгребать и дымоходы чистить, а девочек – чуть подороже, правда – но тоже имеет, кому предложить…

– Уна! – рявкнул дядька. – Тебе вообще-то о таком знать не положено! Ты ж барышня! Да это-то понятно, что тварь эта Удавиха та ещё. А вот чтоб посадить – это надо ж по уму всё делать. С доказательствами, со свидетелями… А у меня тут не шарашкина контора всё же, а полицейский участок!

– Ладно, ладно, – примирительно подняла я руки. – Ты к чему ведёшь-то?

– В общем, доказательства собрали, Удавихе предъявили честь по чести, с ордером; суда уже в застенке дожидаться будет. Деточек мы пока пристроили, и то сказать – чуть не половину пришлось прежде в городскую больницу отправить. Остальных пока Общество благородных мейсе Альматы под крылышко взяло; хоть откормят, дамочки там сердобольные. Потом либо семьи им найдут, либо новый приют организуют, уже со всем приглядом.

– А с этой деточкой что не так? – подозрительно спросила я. – Его почему не пристроили? Рыльцем не вышел?

– Я очаровательный ребёнок! – встрепенулся малец. – И умён не по годам.

– А с этим… – поморщился дядька. – Ну, казус тут некоторый случился. Нельзя его с остальными. В общем, возьми его пока к себе, племяшка, ладно?

Я лишь вытаращилась на дядьку и покрутила пальцем у виска.

– Да ненадолго! На пару месяцев максимум…

– Да ты в своём уме! – завопила я, поняв, что Всевидящее око не шутит. – Ни за что! Да как тебе в голову-то такое взбрело!

– Уна, деточка, – нехорошо сощурился Скоропут. – У меня тут, конечно, по закону всё… Но порой, чтобы всё было по закону, приходится общаться с людьми не совсем законными. Которых очень интересуют некие странные дела в городе. Например, с чего бы это всех мелких шулеров с Обжорки внезапно приступ честности одолел.

– Меня там в «скорлупку» обуть пытались! – возмутилась я. – Вот и нечего было… В смысле, это не я!

– Тебя обуешь… Магии в тебе ни на грош, конечно, с этим никто не поспорит. Да и ведьм не бывает. Да только эти люди готовы и в ведьм, и в драконов поверить. Лишь бы шепнули им нужное имя. А взамен хорошую денежку дают. Пять тысяч монет.

– Ты ж взяток не берёшь, – побледнела я. – Я-то знаю.

– Не беру, – спокойно ответил дядька. – Так мне и не деньгами предложили. А пообещали выдать виновных в последних десяти «висяках». Настоящих преступников, а не шушеру подставную. Смекаешь? Этак мне чин сразу новый дадут, а то и в столицу переведут…

– Не посмеешь…

– Проверить хочешь? Нет, будь у тебя, конечно, на руках спиногрыз какой… котёнок там или мальчонка… То что я, изверг, что ли, честную девушку с таким обременением страшилками стращать…

– Тётенька, возьми меня к себе! – снова встрял малец. – Я халосый мальтик. И дяденька Скоропут тебя тогда шантажировать не будет.

– Цыц, недоделанный, – неожиданно зло рявкнул Скоропут на ребёнка. – С тобой после разберусь. Так что, племяшка, берёшь оглоеда? Мне его пристроить больше некуда. Общежитие для сотрудников полиции Набода Козельская держит, но она детей терпеть не может, туда его не могу привести. Так-то он – чистый ангелок.

– Ага, – нагло лыбился ребёнок. – Я просто ути-пуси какой.

– И куда я его приведу? – растерялась я. В глобальном вопросе я проиграла, осталось лишь торговаться в деталях. – Вообще-то меня та же самая Набода и выгнала. Что мне его, на постоялый двор к Жуку волочь? Новое жильё я ещё не нашла.

– Да будто тебе некуда, – проворчал дядька. – Всё, надоела! Брысь! И этого с собой забери, видеть его рожу малолетнюю больше не могу!

– Но я же халосый, – ухмылялась деточка. – И так помог, так помог… Как бы вы без меня тётеньку Удавиху взяли?

– Твоё счастье, что взяли, – пробурчал дядька. – Иначе уши ободрал бы за твои выходки…

– Так это и есть твоя подставная утка? – сообразила я. – Ну, человечек внедрённый. Ты откуда его вообще выкопал?

– Вот где выкопал, там и закопаю, – обжёг свирепым взглядом мальца Скоропут. – Всё, кыш! А ты, паршивец, иди массу набирай! Смотреть на твои тощие мослы тошно… Повзрослеешь – жду в отделе.

– В смысле, «повзрослеет»?! – взвилась я. – Так мне этот прицеп теперь до его восемнадцати нянчить?!.. И кормить ещё?

– Ой, да не жужжи ты, – отмахнулся дядька. – Деньги у него есть, скинется на пропитание. Пару месяцев потерпишь, а там проблема сама собой, надеюсь, рассосётся.

Его бы слова да в уши тому, кто почему-то только меня и слышит…

Глава 3

Проблема сейчас сидела напротив меня в кафе и сама собой рассасываться не торопилась.

Я мрачно рассматривала нового питомца. Малец радостно пялился на меня в ответ. На приютского заморыша он не походил – обычный мальчик, просто подвижный, а потому и худенький. Кожа чистая, слегка загорелая, даже румянец играет на щёчках. Волосы блестящие, гладкие, чуть вьются каштановым завитком. Ангелочек, ага. И карие глазки такие чистые, невинные… А ведь