С мейсе Райкконен что-то не так - Анна Ледова

– Не твоё дело, – хлюпнула я. Малец с готовностью завозюкал платком у моего носа. – Как приключилось, так и обойдётся.

– Ага. Ну и ладно, – легко согласился он. – Книжку тебе почитать, что ли? Скучно лежать, наверное. Я вот бабке всегда читал.

– А ты и читать умеешь… Ну что за чудо-ребёнок, – съязвила я. Было бы эффектнее с заломленной бровью, но на лице, кроме губ, ничего не двигалось, голос и тот подводил.

– Умею, – кивнул Теддичек, не отводя серьёзных глазёнок. – Вот покормлю тебя сначала, тётенька, а потом почитаю.

– Так, умник, давай сначала проясним кое-что. Ещё раз: звать тебя как?

– Так Маричек, говорил же… Эх, мамка, и с памятью у тебя беда…

– Выпорю. И солью присыплю. А потом Море скормлю. Ещё раз: Эричек, Теддичек или Маричек?

– Эрик Теодор Маркус, – со вздохом признался малец. – Бабка так назвала, она та ещё затейница была. Но «ушлёпок» так «ушлёпок». Не гони меня только, тётенька Уна.

Смотреть, кроме как на эту мордашку, было некуда. Глаза застыли в одном положении, даже моргала я с трудом. Пожалуй, я ошиблась вчера с возрастом. Лет десять, наверное, мальцу. Да и не такой мелкий, как сначала показалось. Впрочем, из положения лёжа любая сопля великаном покажется.

Рассудив здраво, от помощи я отказываться не стала. Неизвестно, надолго ли я в таком состоянии застряла. Просить местную прислугу себе дороже, тут же начнут жаловаться. А этот… Что я, перед ребёнком смущаться буду?

Худо-бедно я была напоена и накормлена, хотя бы челюсти работали. Но при этом вся заляпана: до того усердно малец старался. И при этом трещал без умолку.

– Да замолчи ты уже, голова от тебя пухнет, – взмолилась я. – Лучше объясни мне, где это тебя Скоропут нашёл и что за дела с приютом были. Откуда ты вообще такой взялся? Где семья твоя?

– Так нету. Померла бабка, говорю ж, – легко ответил Эричек. – А деревенька у нас махонькая, там таких умных не любят, вот и пришлось мне в новое место перебираться. Я тебе говорил, да? Я очень умный мальчик!

– Хитросделанный ты, это я уже заметила. Значит, сиротка всё же.

– Ага. Вот я к торговцам и прибился. А они меня до Альматы довезли. Я ж такой – нигде не пропаду!

– Ну-ну…

– У бабки тут знакомцы были, но они меня на порог не пустили. Выстави-иили-ии, сиротиночку-уу!.. – завыл он.

– Дальше, – сурово приказала я.

– А, ну да, – бодро спохватился малец. – Жить, в общем негде, в деревеньку обратно не пущают. А у вас тут не город, а оранжерея какая-то вперемешку с бестиарием! Там за ногу цапнут, здесь помоями обольют… И растения эти ваши… Страшнюю-ючие-е!.. Так и норовят съесть сиротиночку!

Эричек снова раззявил рот, мысля жалобно завыть, но у меня, наконец, полностью оттаяли веки и я недобро прищурилась. «Бестиарий», ну-ну. Больно складно мальчонка говорит для деревенской сироточки. Читать умеет. Наверняка раньше в хорошую школу ходил, а то и гувернёр его воспитывал.

– Не растения, а растунции. И людей они не едят. Так, понадкусывают разве что, если сам по дурости сунешься. Ты мне зубы не заговаривай, Эричек. Приехал в Альмату, значит. Знакомые бабки не приняли. Дальше что?

– А, ну так я в полицию после этого и пошёл. Там ведь всем несчастным да жизнью обиженным помогают, это каждому ведомо. Вот меня дяденька Скоропут и пожалел. Увидел, какой я несчастный, да ещё и умный, и говорю складно…

– Языком ты трепать горазд, это я заметила.

– Вот, значит, он меня к делу и приставил. В приют, то есть. Соглядатаем. Я для него на тётеньку Удавиху компромат искал, а он после и мне доброе дело сделал – к хорошей тётеньке пристроил… Эх, заживу я с тобой, Уна, как сыр в масле кататься буду! Я тебя люблю уже, ты знаешь?

Ну, хоть глаза закатить удалось.

– Ты, тётенька ведьма, не расстраивайся за меня так. Помрёшь через пару лет, наследство мне оставишь, тоже хорошо. А я до того ухаживать за тобой буду. Ну и что, что старая и неходячая…

– Да с чего я старая-то?! – не выдержала я. – Сколько мне, по-твоему, лет?

– Ну-у… Лет сто, наверное, – сделал он страшные глаза. – Или двадцать пять. Ты же совсем взрослая тётка. Вона, и паралич разбил уже. Скончаешься, наверное, со дня на день.

Я только заскрипела зубами. Ещё и возраст сходу угадал, мерзавец малолетний. Двадцать пять и есть.

– Или всё же жениться на тебе? – размышлял он. – Старая, но ещё красивая. А то так и умрёшь: незамужняя да нецелованная. А ты богатая, кстати?

– С-свали, – процедила я. – Достал.

– А, по-маленькому опять хочешь? – поняла по-своему деточка.

Что-то разошлось в груди и мне удалось глубоко вздохнуть. Но малец моего раздражения не заметил и продолжил щебетать. Можно, конечно, и по-другому от него избавиться, но обратки больно жёсткие в последнее время прилетают.

– Эх, жалко мне тебя, – вдруг тоненько всхлипнул Эричек. – Старая, больная, и даже любви твоё сердечко ведьмовское не изведало!

– Да не ведьма я, сколько тебе говорить… Да господи, а о любви-то что ты можешь знать! Может, и ведало, – вдруг смутилась я.

– А что, было чего? – встрепенулся малец. – Ты мне имя скажи, я тебе сердцееда этого из-под земли достану! На аркане притащу, хоть перед смертью твоей объяснитесь! А то что ж тебе недолюбленной помирать!

– Да я даже имени его не знаю!.. – вырвалось у меня, и я тут же пожалела о своих словах. Лежать, не имея возможности пошевелиться, было уже невыносимо. – В смысле, нет у меня никого! И вообще, рано тебе о таком думать!

– А, так был всё-таки кто-то в твоём сердечке? – обрадовался мальчонка. – Ну, хоть не зазря помрёшь.

– Да достал ты уже! – вновь всхлипнула я. – Чего ты такой приставучий! А я же человека недавно чуть не убила! Всю неделю мучилась! А он мне, может, понравился! А ты сидишь тут и в душу мне лезешь – видишь ведь, что мне и без тебя тошно!

– Бееедне-енькая!.. – в унисон мне заплакал мальчонка. – Ведьма, старая, немощная, душегубица… Да ещё и сердечко разбито!..

И прижался к моему недвижному телу, рыдая и размазывая слёзы по моей шее. И я вдруг тоже дала волю чувствам.

Глава 5

День в постели оказался бесконечно долгим. После совместных рыданий малец деловито