Быстрее империй (Тихоокеанская сага-2) - Сергей Фомичев

Но любой чужак на Кадьяке оказался бы как на ладони. Здесь все знают друг друга и кроме нашей крепости спрятаться было негде. Если только гоблины поселились среди аборигенов. Но и такой вариант не гарантировал тайны. Слух о чужаке рано или поздно дошёл бы до зверобоев.

— Что-то случилось? — Комков заметил моё оцепенение и последующие лихорадочные размышления.

— Слушай, сюда прибывал кто-нибудь за последний месяц? — спросил я.

— Нет. Только парни с промыслов возвращались.

— А ты не встречал здесь никаких чужаков?

— Откуда? — удивился тот. — Или ты кого из коняг имеешь в виду?

— В таком случае чужаки скорее мы сами. Нет, я говорю о россиянах.

— На «Захарии» много народу разного прибыло. Но все охотские или камчатские. Кого ты ищешь-то? Трапезников что ли подослал?

Сейчас меня волновали не конкуренты, но как объяснить это Комкову, не раскрывая тайны?

— Ты вот что, — выговорил, наконец, я. — Никому не рассказывай о моих подозрениях, но людей послушай. Особенно тех, которых лично не знаешь. Может, у кого из них говор покажется тебе странным. Ну, может слова какие-нибудь чудные употреблять станут. Вроде тех, что у меня иной раз выскакивают.

— Из своего племени кого-то ищешь? — ухмыльнулся Комков. — Или может чужестранцев давешних?

— Вроде того.

* * *

Накануне открытия Макарьевской ярмарки, обстановка в Нижний Новгороде показалась мне чересчур нервной. Пристраивая лодку и поднимаясь затем на холм, я ловил обрывки тревожных разговоров о том, что хлеб дорожает с каждым днём, а грузы с низовьев задерживаются, что нужно затягивать пояса и как бы всё не закончилось голодом.

Увидев хмурое лицо Брагина, я подумал, что и он переживает из-за повышения цен. Но от разговора про хлеб купец отмахнулся и я было решил, что учитель опять попал в переделку, что какие-нибудь жулики вытянули из него сбережения, вместе с моими капиталами. Оказалось, однако, что печалит Брагина проблема общественная.

— Ярманка-то наша пропала, — вздохнул купец. — Отдали её.

— То есть, как отдали, кому? — удивился я. — И как ярмарку вообще отдать можно?

— А так и можно! — махнул он рукой. — Дмитрию Барсову на откуп отдали. Причём не из наших он купцов, из ярославских. Но как-то нашёл подход к императрице или к дворцовым каким, ну и загрёб под себя всю торговлю. Теперь и сборы лавочные он устанавливает, и пошлины сам взимает. Понятно, что сильно больше просит, чем раньше брали. Люди-то что из далека приедут заплатят, деваться-то им некуда будет. А на следующий год сто раз подумают, чтобы сюда идти. Кто же захочет в убыток торговать? Нет, как ни крути, а пропала ярманка.

Обычное дело. Империя, одной рукой дав свободу частной инициативе, другой тут же забрала её. Предприниматели больше заботились не о создании конкурентоспособной продукции, а о получении привилегий, монополий, откупов и казённых заказов. Всё это только питало коррупцию. Правда вместе с тем питало и экспансию, выталкивая людей на фронтир.

— Плевать. Плати за лавку, сколько запросит. Не репой торгуем, а на мехах мы всяко своё отобьём.

Макарьевская ярмарка уже утратила для меня былую привлекательность. Я понемногу выходил на европейских покупателей и собирался со временем скидывать им большую часть товара, минуя жадных посредников и не менее жадные таможни. Брагину же предстояло зарабатывать только на хлебные поставки и цены меня волновали мало. Подорожание хлеба по дальневосточным меркам было ничтожным. Тысяча процентов прибыли или всего девятьсот — для моих оборотов особой роли не играло.

Зимние меха дожидались летних торгов в специально построенном хранилище на Уналашке. Над Алеутскими островами воздух располагался тонкими слоями, сбавляя по градусу с каждой сотней метров высоты. Высоко в горах царила вечная зима — для сохранности пушнины лучших условий трудно придумать. Так что качеством наши меха превосходили те, залапанные и побитые, что конкуренты тащили через всю империю и сонм её чиновников.

Я доставил партию лисьих шкур на продажу, из неё же расплатился с Копытом за новобранцев.

— Тринадцать? — пересчитал тот чернобурок.

— Остальные не добрались. Померли или слегли. Да, вот ещё что. Одного мужика сцапали казаки. Ты бы с документами-то посерьёзней что ли.

— Хорошие документы были, — возразил Копыто. — Небось, сам проболтался по пьяни. Народец-то не приведи господь. Ума мало, так нет бы совсем помолчать, а они языки распускают. Сущее дурачьё. А где ж других взять?

Я пожал плечами. Если бы знал, где взять, сам бы и взял.

— Пойдёт нынче торговлишка! — довольный Брагин совершал языческий обряд, «благословляя» первой выручкой весь товар. — Тут ещё в Нижнем Новгороде ко мне один человек заходил, про пышный товар расспрашивал, даст бог, подойдёт к лавке, прикупит чего-нибудь.

— Сведи меня с ним, коли подойдёт, — попросил я. — Если присматривает меха, я ему под заказ могу привозить каких надо. Прямо на дом.

— Так, думаю, он сам тебя найдёт. Сильно любопытствовал, где ты обитаешь, откуда меха возишь, да как тебя перехватить можно?

— Перехватить? — я насторожился. — А ты и рассказал?

— А чего скрывать-то, что ж он разбойник, по-твоему? — удивился купец. — Эдак последнего покупателя распугаешь.

— Это верно. Моё имя он первый тебе назвал?

— Сразу и не скажу, — смутился Брагин. — Вроде бы разговор зашёл о тебе, а от кого зашёл, от меня ли, от гостя ли, что-то не упомню. Да он и не спрашивал прямо, а так, кренделями.

— А может это казённый какой человек был? — предположил я. — Ну, там по таможням и сборам комиссар?

— Вряд ли, — покачал головой Брагин. — Нагляделся я на чиновников. Если им чего узнать надо, то волокут на дыбу и спрашивают, даже если который час хотят уточнить. А этот домой явился, и так вежливо разговаривал, уважительно, будто к родственнику на чай зашёл.

— Хм. А когда, говоришь, дело было?

— Да уж недели две тому. Как ты в прошлый раз появлялся, так на следующий день он и пришёл.

— Знаешь, Ефим Семёнович, когда он тут появится, ты не зови меня так вот сразу, сперва издали его покажи, я уж сам подойду, если покажется мне твой человечек.

— Не доверяешь? — обиделся купец.

— Мало что ли тебя обманывали?

— Бывало, — вздохнул Брагин.

— То-то!

Ярмарка закончилась, но незнакомец так и не объявился, и это укрепило меня в подозрениях, что интересовался он исключительно моей персоной, а про пушнину спрашивал для отвода глаз. Возможно, я бы не обратил внимания на подобный пустяк, но тут в масть пришлась найденная на Кадьяке монетка.

Всё же гоблины? Но к чему ненужные расспросы в Нижнем Новгороде, если они добрались уже до Кадьяка? Гоблины — не прокуратура какая-нибудь, им не требовалось обосновывать обвинение и убеждать присяжных. Они могли дать под зад пинка без лишних разбирательств, что однажды уже и проделали. Но если не они, тогда кто?

А что если не гоблины? Какая-то новая сила. Мало ли какие последствия вывали в покинутом времени мои провокационные тексты. Обычные люди на них, допустим, не успели обратить внимания, гоблины потёрли файлы, а вот спецслужбы могли и уцепиться. Они контролировали Интернет, значит, могли сохранить копии, а, судя по мрачному прошлому, холодные головы и горячие сердца не брезговали всяческой эзотерикой. Допустим, третья сила влезла в это дело, да так ловко, что и гоблины не пронюхали.

Но и такая версия требовала всё тех же объяснений — откуда появилась монетка? Разве только агентура затесалась в среду промышленников. Причём затесалась давно. А смысл? И ещё нюанс — не было в моих файлах даже намёка на путешествия через время. Тогда мне открылось только пространство.

Глава третья. Экспедиция

Глава третья. Экспедиция

Я поспешил на Кадьяк, надеясь, что хозяина монетки уже вычислили. Однако Комков доверие партии не оправдал и с поставленной задачей не справился. И времени-то прошло всего ничего, и не знал он толком, кого искать, но главное — не горела у него земля под ногами, как у меня. Стимула серьёзного нет, а забот и других полно.

Так что пришлось самому присматриваться к людям, пытаясь по особенностям поведения, а главным образом по использованию необычных слов, современных мне оборотов, выявить вражеского резидента.

Это увлекательное занятие съело остаток лета. Партии отправлялись на соседние острова, возвращались, а я точно классический особист из советского шпионского романа просеивал людей через мелкое сито подозрений.

Скоро моё внимание привлёк беглый поп