Земский докторъ. Том 1. Новая жизнь - Тим Волков

пят, юбки, какие-то непонятные кацавейки, платки. Старики — в сапогах, дети же почти все — босые. Стояли под мелким гнусным дождиком, месили грязь. Впрочем здесь, у самой больницы, грязи почему-то было поменьше. Может быть, потому что…

Да причем тут грязь? Артем сжал кулаки. Что же это такое творится-то?

— Здравствуйте, господин дохтур! — при виде врача все дружно поклонились.

Поклонились!

Старики при этом сняли картузы, а одна из женщин — дородная молодуха с младенцем на руках, жалобно всхлипнула:

— Господин дохтур, робеночка мово не посмотрите заодно? Что-то смурной стал… Видно, совсем в нем Живицы нет.

— Ну, про Живицу-то, это не к дохтуру, — обернувшись, ехидно заметил старик с длинной клочковатою бородою и узелком в руках. — Это к Марфе тебе, а лучше — к Гарпине.

Собравшиеся неодобрительно загудели.

— Эхм… к Гарпине… Она ж колдунья! Загубит!

— Так я же и говорю… Коленко мое глянете, господин дохтур? Все ноет и ноет, зараза, спасу нет. Токмо бы поскорее… А я вот вам, яичек…

С этим словами старик развернул узелок:

— Добрые яички, эвон! Это от моей пеструшки… Скушаете на здоровьице, господин…

Артем едва не закричал — и только паника схватила горло и не дала вырваться звуку наружу. Кто все эти люди⁈ Почему они тут? Зачем? Крестьяне какие-то. Из театра что ли?

— Э-эх! Да ну вас всех!

Плюнув, Артем быстро зашагал прочь, не разбирая дороги. Мерзко как кругом. Дождь еще этот. Психи какие-то…

Едва не угодив в грязную лужу, он все же замедлил шаг, осмотрелся, выбирая места посуше, где хоть как-то да можно было пройти.

Видок тот еще! Глянув вокруг, Артем невольно передернул плечами и снова поправил давно не существующие очки.

Перед ним расстилалась убогая деревенская улица — грязная, почти непроходимая, с серыми покосившимися заборами по сторонам. За заборами виднелись избы — такие же серые и старые, с крышами, крытыми соломой, и лишь кое-где — серебристой ольховой дранкой.

Похоже, на заброшенную деревню, каких нынче в России много. Ага! Артем тут же и хмыкнул. Как же, заброшенная! Вон тут и бельишко на веревке сушится, из трубы дым идет. Тут — коза привязана, там в луже — поросята, а чуть дальше…

— Па-аберегись!

Разбрызгивая жирную коричневатую грязь, из-за поворота вдруг вылетел конный экипаж, похожий на те, что катают туристов, только поменьше. Артем резко отпрянул в сторону.

— Хо! Господин доктор?

Сидевший на козлах усатый здоровяк в белом, испачканном все той же грязью, мундире, резко осадил лошадь:

— Тпр-у-у!

Артем уже решительно ничему не удивлялся. Просто не соображал, что делать.

— А я гляжу — вы, не вы…

Белый мундир. Погоны. Фуражка… Господи — еще и сабля на боку… и кобура! Полицейский, что ли… Или, как его, это… Жандарм!

— З-здравствуйте, — отрешенно промолвил он.

Жандарм вдруг расхохотался:

— Что? Сбежать еще не надумали?

— А, знаете, верно, и сбегу! — Артем и сам от себя не ждал такого ответа. Однако вот, вырвалось, едкое, ядовитое.

— А я что говорил? — придержал коня полицейский… или кто он там был. — Пожалуй, оно и в окопах веселее, чем тут! Однако же, земство-то за вас платило… Так что отрабатывайте! А война уже скоро и кончится. Разобьем германа! Слыхали, что в газетах пишут? Брусилов-то австрияк задавил! Да и французишки с англичанами на Сомме-реке дают жару. Так что, думаю, к Рождеству победим! А то и раньше… Н-но, милая, н-но!

Махнув рукой, жандарм потянул вожжи.

Австрияки, Брусилов…

Покачав головой, Артем посмотрел вслед удаляющейся коляске. И как она только не застрянет-то в этой грязи. Да-а…

За коляской, а точнее — за деревнею, виднелись поля, местами уже убранные, пустые. На иных же все еще копошились люди, в основном почему-то женщины. Носили снопы, грузили на телеги… На телеги! Да что ж это… Нет! Пока только анализировать… И ничему не удивляться! А уж потом… Потом — видно будет.

В голове невольно начали подбираться нужные диагнозы, при которых бывают такие вот яркие галлюцинации.

«Еще и проблемы с самоидентификацией», — хмуро подумал Артем, вспоминая чужое отражение в зеркале, не думал он, что вот такой фокус выкинет его разум. И вроде никакой предрасположенности нет, а такое…

Так.

Надо вспомнить, что было до того, как он уснул. Ведь он как проснулся, то все это и началось. Значит, что-то было важное до этого.

Артем нахмурился, припоминая.

Воспоминания путались, будто подёрнутые рябью, как вода в пруду, куда бросили камень. Он напрягся, цепляясь за обрывки, и они начали проступать — медленно, болезненно, словно из-под толщи.

Ранее утро. Только светает. Артём идет по тротуару, устало волоча ноги. Смена в больнице выдалась адской: двенадцать часов в операционной, три сложных случая, один — с осложнениями. Руки всё ещё помнили холод инструментов, пальцы ныли от напряжения. Спина… Она и вовсе скрипела, как старое дерево.

Артем мечтал только об одном — добраться до своей квартиры, рухнуть на диван и провалиться в сон. Чёрт, как же он устал. В ушах звенели голоса коллег, писк мониторов, стоны пациентов. Но смена кончена. Домой!

Куртка, небрежно накинутая на плечи, не спасала от сентябрьского ветра, который пробирал до костей. Фонари отбрасывали блеклые тени, и асфальт блестел после недавнего дождя, отражая неоновые вывески круглосуточных магазинов.

Артем свернул в переулок, чтобы срезать путь к метро. Узкая улочка, зажатая между многоэтажками, была пустой. Артём сунул руки в карманы, думая о том, что надо бы купить кофе. Без кофе врачу нельзя.

И тут он услышал крик. Женский, резкий, полный ужаса.

— Помогите! Пустите!

Артём замер, сердце дёрнулось. Крик доносился из-за угла, где переулок упирался в тёмный двор. Он знал этот район — не самый благополучный, но и не совсем трущобы.

Крик был таким отчаянным, что рефлексы сработали раньше разума. Парень ускорил шаг, почти побежал, завернул за угол.

Там, под тусклым светом единственного фонаря, стояла машина — чёрный седан, мятая, с тонированными стёклами. Рядом трое парней окружили девушку, лет двадцати, в лёгкой куртке и джинсах. Незнакомка прижималась спиной к стене, глаза блестели от слёз.

Один из парней, долговязый, с лицом, изрытым следами акне, держал её за запястье. Другой, лысый, что-то говорил, скалясь. Третий, низкий, беззубый, стоял чуть в стороне, похохатывая.

— Да ладно, не ломайся, поехали с нами, — прогнусавил долговязый. — Будет весело, куколка.

—