Хайо, адотворец - Мина Икемото Гош

Но это на первый взгляд. Хайо еще не знала, что на самом деле является обыденным и рутинным для Оногоро. Каким бы знакомым все ни казалось, она достаточно услышала от Дзуна, чтобы понимать, насколько Оногоро-удзины считали важными свои отличия от остальной части Укоку.

Собственно, Дзун – единственное и первое, что им на самом деле было знакомо на Оногоро.

Ей на колени шлепнулась холодная фляга с ячменным чаем – это Мансаку доставал их багаж с верхней полки.

– Отвлекись на минутку от размышлений. Наша остановка.

На платформе висела надпись: «Хикараку 飛歌楽».

Вечерний бриз Пятого месяца, полный аромата моря и чуть тронутый зимним дыханием синшу, нежно погладил волосы Хайо. Хикараку – район ремесленников и театралов, самый восточный на Оногоро. Едва Хайо ступила на платформу, как ветер переменился, задувая с востока, с побережья, где находился шлюзовый терминал Оногоро. После войны побережье Оногоро превратилось в сернистую, гладкую, как стекло, пустошь – после того как боги Укоку перенаправили последнюю партию бомб-богоубийц Харборлейкса обратно на материк, одновременно объявив о своем отречении от Императора и о капитуляции.

От дурманящего ветра окна вокруг закрывались, двери захлопывались, щели в деревянных стенах затыкались газетами, а Хайо и Мансаку продолжали свой путь к дому Дзуна.

Дзун жил в татенагая, как и большинство на Оногоро. Земля – удовольствие дорогое, так что домик был по площади однокомнатный, но при этом возвышался на три этажа. В башне напротив размещался старейший театр Оногоро – шестиэтажный Син-Кагурадза. Его покатые карнизы и полированная плитка освещались длинными рядами лиловых фонариков.

У Дзуна был младший брат, Коусиро, он работал в танцевальной труппе театра и жил в общежитии. Все выглядело точно так, как в рассказах Дзуна, вплоть до прибитой над дверью полноразмерной шкуры белой змеи.

За исключением одного.

Дзун обещал ждать их.

– Дзун? – позвал Мансаку. Свет не горел. Он подергал дверь: заперто. – Ты там спишь или помер? Если помер, скажи, не стесняйся, с этим уж мы разберемся.

Из-за крестовин оконных рам на них смотрела темная пустота.

С тихим скрипом сама собой поднялась металлическая крышка почтового ящика. Что-то белое скользнуло наружу.

Хайо отпрыгнула, когда к ней метнулась белая змея, но животное всего лишь коснулось языком мысков ее ботинок и исчезло в водостоке. На месте змеи остался серо-голубой конверт.

– О, Хайо! – взволнованно воскликнул Мансаку. Он узнал знак на обороте конверта, непохожий на остальные, увиденные на Оногоро: этот амулет Хайо в свое время придумала сама. Нанесенный на конверт, знак не позволял вскрыть письмо никому, кроме непосредственного адресата.

Хайо быстро подняла его.

葉堺 萬咲 漂

На конверте – их имена. Почерк совершенно не такой, как у Дзуна. Дзун всегда писал так четко, будто ставит штампы, а не вычерчивает иероглифы от руки. Здесь же линии были неопрятными и неровными.

Хайо вскрыла конверт. В подставленную Мансаку ладонь выпал ключ, а вместе с ним – записка.

13-е, Пятый месяц

Мансаку и Хайо!

Добро пожаловать на Оногоро. Простите, что не приветствую вас лично. Вынужден отлучиться на несколько дней. Будьте как дома. Ешьте рис.

Нашел комнату, совсем рядом, думаю, вам понравится. Подробности на обороте. Смысл вам жить на Оногоро, если не со мной по соседству? Ну хотя бы пока не надоем до чертиков.

Не волнуйтесь, у меня все в полном порядке.

Скоро вернусь.

Дзун

На обороте записки была приклеена крошечная газетная вырезка – объявление о сдаче татенагая в той же башне. Квартира сдавалась, поскольку предыдущий жилец скончался при страшных обстоятельствах, и арендная плата была снижена в связи с «возможным наличием призраков». Не требовались ни рекомендации, ни поручители, ни подтверждение гражданства или платежеспособности, ни залог. Дзун явно выбирал это жилье очень внимательно – точно зная, что возможные «призраки» не станут проблемой для обоих Хакай.

Мансаку сунул ключ в замок. Щелчок. Он отодвинул дверь, и в этот миг Хайо самим духом своим ощутила едва заметный треск – словно прямо у ее уха переломился тоненький волосок.

У них за спиной вспыхнул голубой свет. Взметнулось пламя, и между башнями, возникнув буквально из ниоткуда, пронеслась белая лошадь в сбруе с красной отделкой. У лошади не было головы. Голубой огонь струился от обрубка мускулистой шеи к холке, а на спине ее сидел мальчик, крепко сжимая в руках красно-белые плетеные вожжи.

– Дзуньитиро Макуни, когда тебе велят ОСТАВАТЬСЯ в храме, то, наверное, стоило бы послушаться?! Для твоего же блага… Так, стоп. – Гулкий голос мальчика резко затих. Проморгавшись от синих сполохов, Хайо увидела, что всадник с подозрением разглядывает их с Мансаку. С виду он казался ее ровесником – может, чуть младше – и был одет в фиолетовую форму с высоким воротником. – Вы не Дзуньитиро Макуни.

– Как и ты, парниша, так что мы тоже удивлены, – бесстрастно отозвался Мансаку, но Хайо почувствовала, как между ними скользнуло невидимое острие водяной косы. – Если ты ищешь Дзуна, то он уехал на пару дней.

– Я ЗНАЮ! Но его нет в храме, хотя он должен… – Мальчик как будто понял, что чуть не сболтнул лишнего. Он резко замолчал, щелкнув зубами, и потер переносицу. – Кто вы такие и что делаете в доме Макуни?

Мансаку показал ему ключ:

– Мы друзья Дзуна. Он разрешил нам побыть здесь, пока его не будет.

– Побыть, – пробормотал мальчик. – Я совершенно не в курсе. Когда вы с ним договаривались?

– Месяца полтора назад. Правда, предполагалось, что он будет дома.

– Ты наложил на дверь заклятие, чтобы узнать, когда ее кто-то откроет, – сказала Хайо. Она все еще чувствовала то самое духовное напряжение. – Зачем?

– А почему нет? Я его проклятолог. Я должен ему помогать, а он категорически отказывается от сотрудничества! – У губ мальчика вспыхнуло серебряное пламя, и безголовая лошадь взбрыкнула, чуть не сбросив седока. Он поудобнее устроился в седле и кашлянул. – Вы сегодня видели Макуни?

– Нет, – ответила Хайо. Зачем вообще Дзуну проклятолог? – Может, он у брата?

– Мне не нужны догадки! – Мальчик пошарил за пазухой и достал что-то похожее на талисман. – Если он вернется, возьми вот это, воскури благовония и назови мое духовное имя. Проклятые человеки, мне же некогда!

Он швырнул листочек бумаги через перила, тот со стремительностью ножа полетел к Хайо, остановился перед самым ее носом и плавно опустился вниз. Она его подхватила.

На нем была надпись: 留眼川大明神

Тодомэгава Даймёдзин.

На обороте каллиграфически выведено более мелким шрифтом: 陰陽寮 呪解師 3級

Проклятолог-медиатор Онмёрё: третий уровень.

Хайо вспомнила это слово – Онмёрё, его произнесла богиня в терминале. И еще: в Онмёрё люди и боги работают вместе. Дзун так говорил. Эта служба функционировала параллельно с полицией, специализируясь на конфликтах, которые возникали между богами и людьми, и оставляя в ведении полиции только межчеловеческие проблемы.

Хайо с ужасом поняла, что этот мальчик с массивными мешками под глазами и клубящимся меж зубов дымом – бог. По идее, безголовая лошадь должна была чуть раньше навести ее на эту мысль, но она провела на Оногоро только пару часов.

– Благодарю за сотрудничество, – рявкнул Тодомэгава, пришпорил своего безголового скакуна, и они одним прыжком растворились в небытии.

Мансаку повертел в руках бумажку с именем божества и пробубнил:

– Дзун, идиот. Во что надо было вляпаться, чтоб тебя искал проклятолог?

Хайо повернулась к квартире Дзуна:

– Попробуем выяснить.

Они бросили корзины у входа, разулись, включили свет и занялись тем, в чем семья Хакай преуспевала – после адотворения – лучше всего: расследованием.

На первом этаже располагалась гостиная, она же кабинет. Мансаку направился к стоящему в углу комоду, а Хайо – к столу. Она опустилась на четвереньки, и под коленом что-то хрустнуло.

В переплетении волокон татами блеснули белые крошки, похожие на хрусталь, и едва Хайо увидела их, как заметила и пятно на полированной столешнице: слегка пыльное,