Право на дом - Анна Щучкина

– Блиссингер. – Голос короля звучал низко и почти зло. – Ты принес скорбную весть. Кровь смоет только кровь. Так возьми воинов и принеси мне весть радостную. Приказываю послать волну смерти на ближайшую деревню на континентальной Таррвании!

Мои отвратительнейшие братья и сестры возбужденно завопили, сотрясая воду щупальцами, хвостами, кулаками. Я уставился на отца в деланом изумлении, скрывая горечь. Простите, принц Рейн, я лишь хочу спасти Руфину и тех, кто бежал от гнева императора…

Деревню смоет огромной, выше нескольких змееросов, волной, которую породит общее усилие меренайтов, а жителей пожрут морские твари. И добьют воины, вознося хвалу Владыке вод. Прежний король не позволял себе таких опрометчивых поступков – принц Рейн оберегал Таррванию даже в минуты горького забытья, помня о своем долге.

Но теперь капитан ослаб, а император не успеет призвать других дитто. И я прекрасно это сознавал.

– Но не они убили Джен!

– Моя дочь мертва, – отрезал король. – А значит, умрут и они.

Он стукнул трезубцем по полу три раза. Громкие, тяжелые три раза. И рев тысячеглазого змеероса отозвался ему в ответ.

Жабры за ушами обожгло.

Король жестоко улыбнулся.

– Бери воинов, Блиссингер.

Я поклонился, прикусив губу и пробормотав что-то про честь, а мои братья и сестры восторженно завизжали.

* * *

– Вам… надо убираться… из города. Я еле… сдержал гнев короля. Но скоро… он разгадает… мой маленький фокус… и вспомнит о вас.

Я тяжело дышал, ввалившись в комнату Руфины. Она, понурая, сидела на строго заправленной кровати. Когда фарффл подняла голову, слезы блеснули в ее больших глазах.

– Император слишком легко находит ключи к жадным сердцам… – прошептала она. – Как мог Костераль… А Бриан! – Руфина всхлипнула, закрывая ладонями лицо.

– Послушай меня! – Я подбежал к ней и схватил за плечи, а потом бережно взял ее руки в свои. – Магия Рейна еще действует, значит, он жив. Ты и сама это чувствуешь! Чувствуешь же?!

Фарффл посмотрела на меня, и внезапно ее зрачки расширились. Она прошептала:

– Да… – Затем ее голос отвердел. – И что сделает король?

Я медленно и четко ответил:

– Нападет на деревню в Таррвании. Я поведу его войско, как провинившийся. Все, кого мы встретим на пути, погибнут. И предупредить об этом некому.

– Ясно, – так же жестко ответила Руфина. А затем моргнула два раза. И тихо спросила: – Блисс, как нам сбежать?

– Ты сможешь управлять драконами? Убедить их?

– Да.

Я улыбнулся. Хоть маленькая удача.

– Мой брат доставит вас в безопасное место в водных пузырях. А драконы будут охранять во время пути. Отличная история выйдет, правда?

Руфина потерла рога, а затем решительно встала.

– Я подниму всех в городе. Но ты… тебе придется…

– Не думай об этом, – прервал я ее. – Законы морского народа суровы. И жестоки. А теперь вперед! Беги в город! Я смогу ненадолго отвлечь отца.

Фарффл бросила на меня последний взгляд и сорвалась с места, подхватив сумку.

Я же размял пальцы, хрустнув ими пару раз.

Кровь смоется кровью – иначе никак.

Глава 2

Винсент

Моя мать умерла тихо, как затухает свеча. Я держу лоскут ткани с цветком, вышитым мамиными руками. Ее никто не похоронил – тело съел дракон. Тот единственный из девяноста трех, что успел наброситься на падаль. И еще сорок один фарффл бродит поблизости, скуля от голода, прячась в трещинах пещеры. Я смотрела, как дракон поглотил останки моей мамы, слышала, как тишина наполнилась хрустом костей. Драконы ненасытны. Как и я. Теперь мне стало ясно, что тьма тоже испытывает голод.

Из блокнота Бо

Дворец Алого заката. Главный зал 945 год правления Астраэля Фуркаго

Тан показал язык. Аджит неодобрительно кашлянул. Я еле заметно поднял бровь, и парни вытянулись по струнке.

Точнее, их отражения.

В детстве я несколько раз успел подсчитать все зеркала в этом зале, стоя на скучных собраниях Сената: ровно двадцать, больших и маленьких, овальных и квадратных, заключенных в замысловатые рамы с изумрудами. Архитектор постарался на славу. Любой, зашедший в зал, не смог бы сдержать вздох восхищения. В Таррвании говорят: «Если хочешь доказать, что ты богат, не доставая кошелек, скажи, сколько зеркал в твоем доме». Их изготавливали из особого мягкого металла, редкого и капризного, так что не всякий мог позволить себе этот предмет истинной роскоши, для утреннего омовения обходясь грубыми медными зеркалами или вовсе отражением в воде.

Лучи солнца, падая сквозь высокие окна и касаясь гладкой поверхности, умножали простор зала и его вычурное богатство: золотые вазы, шелковая отделка штор, мраморный белый пол с малахитовыми вставками, лианами, вьющимися под ногами.

Я был привычен к лоску и шику с детства, но уже несколько дней испытывал омерзение, думая о них. Мне чудилось, что белоснежный пол заливается кровью, драпировка рваными лохмотьями свисает с гардин, а вазы покрываются сеткой трещин.

Такими же трещинами покрылось мое хрупкое доверие к отцу, грозясь окончательно рухнуть во тьму тысячами осколков.

Синяя точка назойливо прожужжала у самого уха, покружила над залом, а затем ударилась о высокое окно раз, другой, третий… Ноздрей коснулся тонкий, призрачный запах разлагающейся плоти, который не смог бы почуять ни один из стоящих в зале. Я повел носом, принюхиваясь.

По-моему, запах принадлежал главе Сената. Хотя… нотки ореха. Шиальский парфюм. Значит, тому невысокому сенатору, который все дрожал, пока мастера правдивых речей допытывались у него, сколько еще имен он знает. Где прячутся остальные? Какое у них вооружение? Кто еще перешел на сторону бастарда или чьи слова показались бедняге подозрительными? Сенатор принадлежал дому Джирва и, кажется, догадывался о своей участи, сколько бы мастера ни увещевали, что отпустят сразу же, как только он выдаст всю информацию.

Никто не выходил из императорских темниц после пыток. Точно не на своих двоих.

Громкий старческий голос вернул меня в духоту зала. Еще ни разу – с начала правления отца, как гласили учетные книги эпох, – третий месяц после сезона дождей не был таким обжигающе горячим, иссушающим и разрушающим. Казалось, скоро начнет плавиться каменный пол, и люди медленно, лениво осядут вместе с ним, как восковые свечи. Два советника обмахивались веерами, Аджит и Тан украдкой ослабили завязки на рубашках. Только принцесса Дагадар и ее спутницы оставались невозмутимыми, привычные с детства к жаркому климату королевства Исметр. Они не снимали церемониальных масок, над которыми сияли глаза глубокого зеленого цвета, а просторные светлые одежды все