Слуга Государев 2. Наставник - Денис Старый

— Стрельцы на стенах! Пали! — отдал я приказ, когда выстроил три сотни стрельцов у ворот.

— Бах! Бах! Бах! — прогремели выстрелы.

Я приоткрыл калитку, посмотрел на бунтовщиков, которые подошли под стену и начали стрелять. Человек семьсот, не больше. А стреляют так и вовсе с полсотни.

— Открывай ворота! Выходим! — приказал я.

И, как и положено в этом времени, встал впереди своих воинов.

Обнажил шпагу… Да, я сменил своё белое оружие на шпагу. Повоюем. Еще впереди много войн, нужно привыкать.

Глава 2

Москва

13 мая 1682 года

— Поверх голов, пали! — скомандовал я, как только мы спокойно вышли за ворота и нам дали построиться.

Уж не знаю, почему бунтовщики не попробовали навалиться всем скопом, как только ворота открылись. Я бы приказал это сделать. Правда я не допустил бы такого разгильдяйства в своем полку.

Возможно бесовы дети, воры, испужались, что со стен на них смотрели стволы пищалей? Не знают, курвы, что там же были подготовлены две небольшие пушки, которые удалось затащить наверх. Но вот их как раз-таки бунтовщики видеть не должны были. До поры…

Но ведь другого шанса у той пёстрой толпы, что стояла у стен Кремля, может и не случиться. Да какая там толпа, это сброд! Каждый из них по отдельности может быть каким угодно, может и неплохим бойцом, и смелым, умелым.

Но если мы говорим об организации, об армии, то, несомненно, срабатывает поговорка: один в поле не воин. А пока у бунтовщиков отсутствует организованность, то там практически каждый сам за себя. К слову сказать, чуйка сработала, что-то изменилось все же у стрельцов. Не страшаться уж так, как того мне хотелось.

Будто бы первоклассники спорят, а у одного первоклашки за спиной курит брат. И если что, так точно помощь будет. Но кто этот брат курящий у бунтовщиков?

— Вторая линия! — приказал я, когда прозвучал первый предупредительный залп.

Стрельцы достаточно скоро сменили друг друга. Первая линия стала спешно перезаряжать ружья. Я не спешил стрелять. Не для этого мы выходили из Спасских ворот.

Было видно, что бунтовщиков становится всё больше. Отряды, которые дежурили у других ворот Кремля, подтягивались на Красную площадь.

Я назначил сразу трех стрельцов ответственными за наблюдениями за Броневицкими воротами. Мне внизу не видно., но знать, когда стременные будут входить в Кремль важно.

— Идут! Стремянные идут! — прокричали со стены.

Значит, всё правильно было сделано и своевременно. Теперь, пока бунтовщики поймут, что к чему, когда найдутся умники, которые скажут, что мой отряд сейчас действует только для отвлечения, конные стрельцы уже войдут в Кремль. Да и они отнюдь не беззубые. Если бы ещё не были отягощены телегами и пушками, так и вовсе отвлекать не надо было бы.

Глебов то ли докладывал, то ли хвастал, что в имуществе полка имеется. Даже завидно стало. Единственный стрелецкий приказ, у которого есть своя артиллерия. Мы, красные кафтаны, вроде бы так же щи не лаптем хлебавших, ни одной пушки. Так что стременные могут ой как сильно огрызнуться!

А вот мне нужно было быть аккуратным..Напротив нас, метрах в ста, уже выстроилась линия из бунтовщиков. Их было раза в два больше, чем нас. Но с этого расстояния никто стрелять не будет. Однако, чтобы не пролилась вновь кровь, я приказал:

— На стене — пушки готовь!

Обернулся, посмотрел на стену. Демонстративно орудия были выдвинуты к самому краю. Теперь уж бунтовщики их обязательно должны увидеть. Увидят, и не посмеют думать о глупостях.

Стрелецкая масса и вправду заволновалась, загудела. Артиллерия — это совсем другой уровень противостояния. И пусть у нас пока всего две пушки, но и они способны нанести такой урон, что мало не покажется. А ведь уже снова готовы и стрелки.

— Стояние на Угре, — сказал я [стояние на Угре 1480 года, когда ордынский хан Ахмат и русский царь Иван Великий так и не вступили в решающее противостояние, простояв, татары ушли].

Действительно, складывалось впечатление, что вот так мы можем простоять и несколько дней. И мы не можем наступать, и бунтовщики не горят желанием этого делать.

— Стремянные уж заходят! — сообщили с кремлёвской стены.

Им там было видно, как через Боровицкие ворота шли чередою конные стрельцы.

— Пушки! У бунтовщиков пушки! — тут же, глянув вниз, прокричали со стены.

А вот это уже неприятно. Воры подтаскивали артиллерию. Сразу четыре пушки. Да они сметут и меня и мой отряд. Картечью можно ударить на сколько? На метров триста, точно. И то, это вроде бы как ближняя картечь. А дальней и того… С пятиста метров.

— Бах-бах-бах! — вдали, там, где должна заходить колонна стремянных, прозвучали выстрелы.

Ну, да никто и не рассчитывал, что их прибытие совсем уж гладко пройдёт.

— Пушки поверх голов, пали! — выкрикнул я и сразу же отдал следующий приказ: — Стрельцы, возвращаемся в Кремль. Вторая линия на прикрытии!

— Ба-бах! — выстрелили пушки.

И даже можно сказать, что не образно, а что ни на есть по воробьям. У Кремля было очень много воробьёв. Сейчас, наверное, меньше — перепугались птички, не привыкли к шуму.

— Ба-ба-бах! — всё-таки бунтовщики выстрелили нам вслед из ружей.

Послышались выкрики. Какие-то шальные пули добрались до прикрывавшей наш отход второй линии.

— Бах-бах-бах-бах! — ответили со стен Кремля, а также уцелевшие второй линии.

Но приказ я не отменял: мы вышли отвлечь внимание бунтовщиков от заходивших в Кремль. Ещё не хватало дождаться, когда противник откроет огонь из пушек.

Ох, мало было у меня сил, нужно было брать под свой контроль Пушечный приказ. Там не так чтобы и много пушек должно было оставаться. Да и у самих стрельцов пушек почти и нет. Как видно, даже дюжины орудий бунтовщикам достаточно, чтобы зажать нас хотя бы и у Спасских ворот.

— Потери? — выкрикнул я, как только дождался последнего бойца и сам зашел во внутрь Кремля.

Я выходил на вылазку первым, возвращался последним. И теперь меня не поняли, а только смотрели, как на иноземца — чего-то лепечет, мол, на своём. Разве нет ещё такого слова в военном лексиконе, как «потери»?

— Раненые, убитые? Десятникам доложить! — изменил я формулировку приказа.

Убитых может и не было. Хотя