Рывок в будущее - Владимир Викторович Бабкин

– Хорошие имена! – радушно произнесла Елисавета, – поздравь «молодых», хотя нет сама поздравлю и подарки пошлю.

У Вице-канцлера отлегло от сердца.

– Отпиши брату что летом может приезжать сам в столицу, – продолжила даровать милости царица, – и подумай в какой земле ему место посланника нашего есть.

Бестужев поклонился.

– Ступай.

Вспотевший дипломат галантно выкатился в двери.

* * *

МОСКВА. КРЕМЛЬ. ТЕРЕМНОЙ ДВОРЕЦ. ПРЕСТОЛЬНАЯ ПАЛАТА. 14 февраля 1744 года.

Да Бестужевы умеют удивить! Всё напряжение от гнетущего багрянца стен тронной палаты у Елисаветы Петровны испарилось. Теперь бы ещё Корфа перетерпеть.

Граф вошел, и, после обычного приветствия и кивка Императрицы, начал речь.

– Всё исполнено, моя Государыня. Анна Леопольдовна и Антон Ульрих разделены в Ранебурге. Дочери оставлены при матери с Менгден.

– А Иван?

– Определён в семью. Алексей Григорьевич объяснил зятю в чём его честь.

– Ты лично смотрел, Николай Андреевич? – озаботилась Елисавета.

– Так точно, Государыня, на крайний случай все нужные люди на месте есть.

– Ну, даст Бог, не понадобится, – глядя на лик Христа, Императрица перекрестилась. – Но, смотри за этим. Дело, сам понимаешь…

Подполковник Корф поклонился.

Теперь самое трудное. Петруша может говорить что угодно, но это будет её души грех.

– Двинец?

– Найден, Государыня.

– Похож?

– Как близнец, – ответил Корф сухо.

– А как не умрёт?

– Недолго ему, Государыня, Вашей вины в том не будет, – выдохнул граф.

– Когда?

– Думаю скоро.

– Значит собираться надо, – собранно сказала Елисавета Петровна, – надеюсь за месяц всё будет кончено?

Корф кивнул и выпрямился.

– Идите, Алексей Григорьевич, – Императрица перекрестила его, – и не сомневайтесь, это не ваш, это мой крест.

Глава 1

Высочайшие проводы

* * *

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ИТАЛЬЯНСКИЙ ДВОРЕЦ. 29 апреля 1744 года.

– И как я выгляжу?

Лина кивнула.

– Печально.

– Что ж. И ты там не наряжайся. Не праздник.

Невеста лишь хмыкнула.

– Что я, родственников не хоронила? В Германии мрут не меньше, чем в России.

Киваю.

– Да. Мои родители, например.

Впервые вижу Лину в смущении и некоторой растерянности. Досадует, что ляпнула лишнего.

Не подумав.

– Прости. Я не хотела.

– Ничего. Это было давно. В общем, прошу тебя, скорби умеренно. Ты ведь его даже и не знала лично?

Кивок.

– Но, он – ребёнок.

– Чужой ребенок. Они через одного мрут. Не надо показных страданий. Просто печально постоишь рядом со мной и гроб уйдет в последний путь.

– Что мне надеть к случаю?

– Дорогая, я в женских нарядах ничего не смыслю, как и любой мужчина. Красиво, глаз радуется и хорошо. А что как называется, я не знаю. Любой нормальный мужчина помнит только была ли женщина одетой или раздетой. И то не всегда.

Возлюбленная хихикнула.

– А серьезно?

– Просто печаль. Траур, но в меру. Там будет много публики, в том числе послы всякие заморские, и за нашей скорбью будут внимательно смотреть. Так что давай обойдёмся без театра.

Усмешка.

– Как скажешь, любимый. Когда едем?

– Через час. Ты успеешь собраться.

Кивок.

– Тогда я пошла собираться.

Придирчиво смотрю на себя в опустевшее от Лины зеркало. Державные похороны – дело зело ответственное.

* * *

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ПЕТРОПАВЛОВСКАЯ КРЕПОСТЬ. 29 апреля 1744 года.

Моросит дождь. Холодный. Погода просто отвратная. Даже коренным жителям Санкт-Петербурга (если такие вообще имеются в природе) хочется немедленно удавиться от скуки и безысходности.

Процедура весьма печальна. Я сравнительно давно в этом времени, но, никак не могу свыкнуться с уровнем детской смертности. Младенцы и в моё время умирали с ничего. Просто захлебнулся в собственных слюнях. Лежал на спине. Или другое что. В третьем тысячелетии медицина могла много чего, но не могла даже объяснить СВДС – Синдром внезапной детской смерти.

А на улице у меня XVIII век. Тут, как ни крути, медицина в эти времена, мягко говоря, весьма условная. Даже Иоанна Антоновича, маленького, лечили кровопусканием. Результат вон в том продолговатом помпезном ящике.

Идёт дождь, потому гроб закрыт и мы все идём в Собор.

Много провожающих в последний путь. Император, как-никак. Мы с Матушкой в первых рядах.

Державные похороны.

Церемония.

Честь по чести.

Умер малолетний соправитель Российской Империи. Все почести, которые предусмотрены протоколом. Петропавловская крепость, мраморная могила и белоснежная плита с православным крестом. Надпись золотом: ИОАНН ТРЕТИЙ АНТОНОВИЧ.

Мальчик, который не успел понять в какие Игры он рождён играть.

Кошусь взглядом на Лину. В меру полна печали. Но, без фанатизма. Вот и хорошо. Нам тут ещё многих хоронить. И не только тут.

Служили заупокойную службу.

Гроб открыли. Сразу запахло кислым спиртом. Умер неделю назад. Но, лежит как живой. Хорошо забальзамировали.

Мы крестимся, где требуется.

Лина – православная, так что она вместе с нами. Наша. А всякие иностранцы жмутся в сторонке, лишь свечи держат. Не их это храм. Не их. Пришли посмотреть и убедиться.

Прощание.

Родителей нет. В ссылке. Под Рязанью. Зато здесь подруга матери и фактически нянька покойного – баронесса Юлиана Менгден. Она была в числе последних видевших покойного живым. Премьер-майор Мюнхаузен видел Иоанна год назад, сейчас же он доставил его тело из Раненбурга. Заключение лейб-медика Майкла Маунзи бывшего при Императоре, посмертный акт осмотра подписанный Лестоком… Иоанн Третий Антонович мёртв.

Кладут цветы. Шепчут молитвы. Крестятся. Отходят.

Иностранные послы многие давно в нашей столице. Разговаривают меж собой. Немецкий, шведский, итальянский, французский… Прислушиваюсь. Все подтверждают, что, мол, да, действительно Иоанн Антонович.

Царствие ему Небесное.

* * *

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. НАБЕРЕЖНАЯ. 29 апреля 1744 года.

Историю пишут победители. Да, именно так.

Мы ехали сейчас в одной карете. Я, Лина, Матушка и Разумовский. Да, хочешь не хочешь, мы теперь в одной карете.

Нам вместе ехать не так далеко. Набережная. Наплавной плашкоутный Исаакиевский мост с Васильевского острова на Сенатскую площадь. Адмиралтейство. Дворцовая площадь. Зимний.

Наша карета едет следом, но, пока без нас.

На улицах никакого ажиотажа. Кортеж Императрицы – эка невидаль. Дело привычное для Санкт-Петербурга. Мигалок у нас нет, но зато есть конный отряд сопровождения. Включая моих четверых кирасир и двух кирасир для Лины. Матушка распорядилась её охранять и одну не пускать гулять по городу. Во избежание.

Времена нынче сложные. Очень ей не хочется возиться вновь с брачным марьяжем.

– Петруша, зайдешь в гости?

Киваю.

– Да, Матушка, если не прогонишь.

Усталая улыбка.

Замученная. Тяжелый сегодня день.

…

В Зимнем, моя подданная Катарина эдле