Чинители. Вокзал, которого нет - Александр Александрович Матюхин

Дрожали рельсы. В какой-то момент поезд пронзительно загудел, дым встал столбом, и я едва не потерял бабушку из виду. Меня дёрнули за руку, я очутился у вагона – обычного, пассажирского. Мы на таком ездили с папой в Москву. Дверь была открыта, спущена лесенка. У вагона стоял высокий мужчина в форме вагоновожатого. Что-то в нём было необычное, но я не сразу сообразил, что именно.

– Вы Буратино! – воскликнул Макс.

И точно – он был деревянным. На лице проступали лёгкие трещинки, стеклянные глаза вращались в вырезанных глазницах, аккуратно сделанный нос торчал кверху, а губы были похожи на две приклеенные к лицу небольшие деревяшки красного цвета.

– У вас вырастет нос, если вы будете обманывать? – не унимался Макс, удивлённый не меньше моего.

– У вас вырастет язык, если вы будете так много болтать, – парировал деревянный человек. – Я Чур, один из множества Чуров, присматривающих за стоянками. Ни разу о нас не слышали?

– Не приходилось, – ответил я, ища взглядом бабушку.

Она, как оказалось, стояла позади меня.

– Тогда добро пожаловать в «Постсторонний экспресс», скоростной поезд, следующий по маршруту «Москва – Выборский вокзал». В поезде есть вагон-ресторан, детский вагон, вагон для забытия и вагон неопределённости, через который вы можете выйти на любой станции, если вдруг передумаете ехать дальше.

– Они точно не выйдут, – проворчала бабушка, протягивая Чуру билеты. – Им до депо.

Проводник оторвал у билетов корешки:

– Туалеты в технической зоне не занимать, крошки по вагону не разносить. Накажу!

– Он шутит. Чуры общаются только с пассажирами поездов, вот и нахватались разного. Не обращайте внимания.

– Будете громко петь под гитару – высажу! – продолжал улыбаться Чур.

Бабушка пропустила нас вперёд и поднялась сама. Внутри горел тусклый, жёлтый свет. Я выглянул в коридор и обнаружил, что это купейный вагон. Все двери были плотно закрыты.

– Я знаю все вокзалы в Петербурге, – заявил Макс и тут же начал перечислять: – Московский, Витебский, Финляндский, Ладожский и Балтийский. Выборского нет.

– Ты балда, – сказал я. – Мы ведь не в Петербурге, а на Изнанке. Тут свои вокзалы.

Поезд вздрогнул, как живое существо, всеми вагонами сразу, и неторопливо тронулся с места. Застучали колёса, набирая ход. Чур за нами не поднялся, и я увидел застывшую деревянную фигурку в серой шинели посреди снежной пустыни.

– Старший брат прав, – сказала бабушка. – Этот вокзал находится на Изнанке. Крупнейший транспортный узел между несколькими городами. Связывает изнанки Петербурга, Москвы, Мурманска и Новосибирска, не считая маленьких городов, разломов, трещин и разных аномальных зон.

– Зачем мы туда едем? – спросил Макс. – Нам вообще далеко? И что будет, когда мы доедем? Аномальные зоны – это очень страшно?

Макс был весь в меня, мог стрелять десятком вопросов в секунду. Бабушка прошла половину вагона и остановилась.

– Почему это именно моё путешествие? – добавил я.

– Потому что тебе скоро двенадцать, – ответила бабушка. Макса она усиленно игнорировала. Ещё бы, можно с ума сойти, если отвечать ему на всё подряд.

– Мама уже рассказала. А что это значит?

Мы вышли из вагона-купе, пересекли сцепку, тамбур и оказались в другом вагоне. Там стояли высокие парные кресла со столиками с обеих сторон от прохода. В креслах сидели самые разные пассажиры – взрослые и молодые, мужчины и женщины, несколько стариков и старушек. Обычные люди, обычно одетые, с обычным цветом кожи и всё такое. Едва мы вошли, все они повернули головы и уставились на нас. И вот это было необычно. В вагоне царила тишина. Никто не разговаривал, не шумел, не выходил в проход. Я поправил лямку рюкзака.

Люди, сидящие в креслах, молчали и пялились, синхронно поворачивая головы в нашу сторону. Стало не по себе. Какой-то мальчик застыл с рожком вафельного мороженого в руках, которое не донёс до рта. Рот оставался открыт, мороженое таяло и медленно текло по пальцам.

– Не беспокойтесь, это всего лишь отражения, – сказала бабушка, шевельнув плечом. – Зеркала в реальном мире сохраняют внутри себя отражения. Свойство такое. Постепенно они наполняются, и нужно очищать специальными средствами. Куда их потом девать? Правильно, специально обученные люди перенаправляют отражения на фабрику дисперсии, то есть расщепления света. Оттуда потом передают свет в радугу, и обратно в реальный мир. Круговорот света в природе. Вон отражение мальчика с мороженым. Вон кожаный чемодан с заклёпками, кто-то оставил перед зеркалом и был таков. В общем, дети, не стойте часто перед зеркалами, забиваете отражатели.

Мы прошли в следующий вагон. Это снова было купе с плотно закрытыми дверями. В окнах сквозь нарастающую метель мелькали размытые пятна фонарей.

– Так вот, тебе скоро двенадцать, – повторила бабушка. – Люди, связанные с Изнанкой, в двенадцать лет должны сделать выбор, хотят ли они связать свою жизнь с двумя мирами или остаться только в том, который наверху. В реальности.

– Так и знал! – заявил я. – Снова важный выбор, от которого зависит моя жизнь. И что нужно будет сделать?

– Ясно же, выбрать, – пожала плечами бабушка. – Либо ты забываешь об Изнанке, либо нет. Либо твоя жизнь кардинально меняется, либо завтра ты идёшь в школу как ни в чём не бывало, учишь уроки, влюбляешься, взрослеешь, поступаешь в университет, находишь работу, женишься, берёшь кредиты, покупаешь компьютер и телевизор на половину стены и всё остальное скучное и однообразное, что бывает в человеческой жизни.

– Но я уже не хочу забывать об Изнанке. Выбор, получается, очевиден.

– Не всё так просто. Давай повторю ещё раз. Жизнь. Кардинально. Меняется. Если ты сделаешь выбор в пользу Изнанки, то прямо в момент двенадцатилетия начнёшь обучаться ремеслу, которое станет твоим основным навсегда. Ты будешь трудиться на Изнанке, но жить в человеческом мире. Тебе придётся пожертвовать многим – друзьями, обычной профессией, свободными минутами, телевизором на полстены, кстати, тоже, и даже нормальными человеческими снами. Один шаг – и ты навеки привязан к Изнанке. Понимаешь всю серьёзность?

– Понимаю, – кивнул я. А Макс добавил:

– Ты и мама тоже сделали свой выбор, и ничего. Вот у нас какая семья хорошая.

– Мы с дедушкой почти вас не навещаем, – ответила бабушка. – У нас полно дел по обе стороны Петербурга, и мы не всегда можем спокойно почитать любимые книги. Суета сует. А ещё приходится постоянно учиться чему-то новому вместо того, чтобы красить волосы в фиолетовый и стоять в очередях на почте. Например, эти ваши телефоны без кнопок. Какое удовольствие, скажите, постоянно возить пальцами по стеклу?

Мы перешли в другой вагон. Едва открылась дверь, нас оглушили шум, гвалт, вопли и музыка – несколько разных детских мелодий