Контрольная группа - Павел Александрович Шушканов

широкими штрихами угольного мелка царапал желтоватые листы блокнота, и этот шорох сливался с общей какофонией. Марго недовольно смотрела на меня, поправляла косую рыжую челку, скрывающую половину широкого лица и со странной смесью любопытства и презрения косилась на мой блокнот. Угораздило же сесть рядом. Впрочем, это она подсела ко мне, неприлично опоздав на урок. Я бы предпочел одиночество. Марго не была хрупкой девушкой, но и занимающей много места ее тоже не назовешь. И все же она старалась занимать как можно больше этого самого места.

– Мы тебе не мешаем? – вполголоса спросила она. Я на секунду оторвался от рисунка и пожал плечами. Это означало одновременно и нет и отстань по-хорошему. И, кажется, Марго меня поняла. Зато позади противно зашикали, чей-то тонкий кулачок ткнул меня под лопатку. Я не обернулся, я смотрел на приоткрывшуюся дверь. Плечо и локоть с синей спортивной форме уже проникли в класс, а их владелец еще скрывался в коридоре и продолжал вести там непринужденную беседу, изредка прерывающуюся негромким смехом.

– Дмитрий, – Катерина Сергеевна специально выдержала паузу, – Александрович, в чем дело?

Думаю, все представили одну и ту же картину в тот момент, как Катерина Сергеевна вытягивает длинные пальцы в подобие пинцета, хватает хрупкое ухо незваного гостя и назидательно покачивая головой выпроваживает его за дверь. По кабинету заскользили полуулыбки и перемигивания, мгновенно связав в общем то не слишком дружный класс в некое подобие коллектива, в котором было место для общих шуток. Я в таком не участвовал. Отложив блокнот, я сложил перед собой руки и разглядывал как прыгают тонкие морщины вокруг глаз вошедшего.

– Простите, я на минутку.

Дмитрий Александрович – наш тренер. По волейболу у парней и по плаванию у девочек. С девочками он занимался, почему-то, с большей охотой, а нам доставались опоздания на урок и длительные нудные лекции на предмет того, что залог половины победы в правильном выборе мяча. Кто-то даже пытался это записывать. Мне же не приходило в голову тратить бумагу на подобную ерунду.

Он наконец распрощался с кем-то за дверью и теперь смотрел на нас, сжимая в руках сложенный пополам листок.

– Вы позволите? – спросил он и не дожидаясь ответа зашуршал листом. – Напоминаю, одиннадцатый «б», если кто-то еще желает записаться на экскурсию – сегодня последний день и осталось всего два места.

– А куда экскурсия? – спросил томный голос с заднего ряда. Ответ и так всем известен, просто удобный случай потянуть время.

– Все туда же, уважаемый. Двое очень не вовремя отказались от поездки, Дмитрий Александрович выразительно посмотрел на меня, но я только кивнул в ответ и вернулся к блокноту. – Понимаю, многие недовольны тем, что экскурсия совпадает с осенними каникулами, и у вас, наверное, куда больше интересных на это время, чем провести несколько дней в палатках, посидеть у костра, посмотреть на руины Южного Моста.

– Пустого города, – хрипло откуда-то позади меня.

– Пусть так, хотя это не совсем верно, – Дмитрий Александрович раздраженно вздохнул – к спорам он был не расположен, и развернул лист. – На сегодня у нас едут: Егоров, Кислов, Кислова, Стрельников, Картыш, Самойлов, Бешка…

Марго замахала рукой у себя над макушкой.

– … Калугина. Как видите – почти все с параллельного класса, и меня очень огорчает эта ваша пассивность.

Я оторвался от блокнота.

– Подождите, Калугина уже едет?

Марго закатила глаза. Где-то в недрах класса раздался сдавленный смешок.

– Да, Никита, если для тебя это так принципиально.

Принципиально. Это слово разлеталось по классу в канве из ехидных смешков. Я внимательно смотрел как губы девочек произносят это слово с полуулыбкой и на последнем слове, отворачиваясь от меня искристые взгляды впиваются в смуглое лицо Дмитрия Александровича, словно ища поддержки и одобрения. Тонкие пальцы откидывают пряди волос с лица. Наклонив голову, я смотрю на высокие подчеркнуты скулы прямые и курносые носы, комочки туши на длинных ресницах. Черный мелок замирает над бумагой, ища себе место, но там уже сжатые безглазыми домами улицы, по которым ветер несет сухие листья прибивая их к ржавым фонарям и покосившимся лавкам.

– Мы наконец можем продолжить? – Катерина Сергеевна теряла терпение.

Виновато улыбнувшись, тренер вышел, напоследок многозначительно взмахнув в воздухе списком.

– Извините, можно? – я захлопнул блокнот и выбежал следом за ним под молчание учителя и смешки класса.

В коридоре было пусто. Блестел недавно вымытый пол под лучами врывающегося в большие окна желтого солнца. Нечеткие следы медленно растворялись на глянце линолеума. Дмитрий Александрович успел исчезнуть, даже звук торопливых шагов забрать с собой. Коридор тянулся в обе стороны и был наполнен тишиной, только негромкое шуршание и бубнеж доносились из-за приоткрытой двери соседнего кабинета. Я обернулся, посмотрел на тяжелую от вековых слоев краски дверь, за которой сидел и пялился в учебники мой класс, накинул на голову капюшон толстовки и заспешил в конец коридора, туда, где за поворотом возле забитой швабрами подсобки была всегда открыта дверь на школьный двор.

Солнце припекало, старалось изо всех сил, но ступени старой лестницы все равно были холодными и сырыми. Я присел на край бордюрного камня, из которого торчали перила, посмотрел на свои черные от мелка пальцы. Блокнот не захватил зря. Сейчас в него бесцеремонно лезет Марго, брезгливо переворачивая страницы кончиком карандаша. На ее лице заранее застыло отвращение к каждому рисунку и снисходительная, но немного польщенная улыбка, когда дойдет до схематичного, но вполне узнаваемого эскиза своего лица. Пусть смотрит, главное, чтобы ничего не дописала под рисунком. Хотя от этого ей удержаться сложно. Потом будет долго смотреть на профиль Саши Калугиной с обычным вопросом в глазах – что в нем такого, чего нет во мне? Дернется, когда ее окликнет учитель и захлопнет блокнот. Рисунки Пустого города ее никак не заинтересуют. Она их просто пролистнет как не заслуживающие и капли ее внимания.

Я поежился. Солнце грело только одно мое плечо, а второе гладил прохладный ветер, пробираясь под толстую, но искусственную ткань. Под лестницей лежал цветастый портфель, прямо в куче собранных, но еще не вывезенных листьев. Девочка-первоклассница что-то шепча себе под нос, возилась в углу под перилами, собирала крупные кленовые листья и показывала их солнцу, словно сравнивая яркую желтизну. Она заметила меня, стала петь потише и воровато вытащила застрявший между прутьями перил огромный лист. Я помахал ей кончиками перепачканных пальцев. Наверное испугал. Девочка исчезла за лестницей, но скоро появилась снова с желтым кленовым букетом в руках. Она отряхивала выглядывающий из-под курточки подол сарафана и смотрела на меня огромными любопытными глазами.

– Привет, – сказал