Русская Америка. Сухой закон 4 - Михаил Дорохов

— Ты хочешь открыть ещё несколько заведений наподобие «Колизея»? — удивился Громов.

— Для начала пять точек. Вместе с «Колизеем» и «Парадизом» будет семь. Если получится, пусть аренда будет дешёвая, а помещения без ремонта. Мы быстро сделаем из них то же самое, что и в «Парадизе». Это дёшево и публике зашло, — подтвердил я, — Я придумал целый ряд новых коктейлей на вине под открытие. И кое-что для музыки… Запустим «волну». Люди пойдут.

— А полиция?

— С ней пусть работает Гарри. Я сказал ему не представляться на улице патрулям своим именем. Газетчики его фото не делали, и это очень хорошо. Он точно «найдёт» подход к патрульным. К ним вообще все сейчас находят подход…

Ну да, к середине двадцатых в Нью-Йорке было несколько тысяч спикизи. И усилия бюро расследований по контролю за алкоголем никак не сократили их число. Об этих барах знали все, но предпочитали не обсуждать и не «сдавать». Даже само слово «спикизи» по одной из версий произошло от «говори тише».

Самое смешное, что во многих из них использовались поистине идиотские на первый взгляд уловки. «Заплатите двадцать пять центов и посмотрите на свинью без одной ноги!». И это абсолютно нормальная «реклама». Вы идёте в подпольный бар. На хрюшку вам смотреть необязательно. Хотя она там сто процентов есть. Пускает пузыри в сарайчике и видит десятый сон на заднем дворе прямо посреди одного из районов Нью-Йорка. Но вам «бесплатно» нальют джина. На те самые двадцать пять центов, что вы заплатили за «представление». Теперь докажите, что вам продали алкоголь, а не угостили по-дружески!

И таких примеров — вагон и маленькая тележка. От очень хитрых до невероятно абсурдных.

Виктор тем временем нахмурился:

— Что, если клуб «накроют»?

— Нам нужны «подставные» хозяева-управляющие. И набрать их надо из «своих». Обязательно расскажите им про риск: двадцать — тридцать суток в тюрьме, если поймают. Штраф за нарушение Акта Волстеда мы будем платить из своего, а не из их кармана. И обеспечим лучшими адвокатами. Зато получать они будут десятую часть выручки. Но я уверен, что арест будет только в крайних случаях. Потому что весь алкоголь будет идти бесплатно из личных запасов. А продавать мы будем входной билет!

— То есть они платят на входе…

— Чтобы попасть в наш клуб и потанцевать. А там их угостят.

— А если кто-то зарвётся и «закажет» выпивки больше, чем стоимость билета?

— Значит, парни Гарри объяснят ему, что нужно заплатить за его «друга». Который якобы не пришёл, но место было продано, — усмехнулся я, — Короче, пусть платит ещё раз. Но обслуживание должно быть на высоте. И музыка тоже.

Громов быстро прикинул всё в уме и выдал:

— Если ты хочешь, чтобы это было на высшем уровне, то заработаем мы на этом немного. Будет очень много текущих трат.

— Только поначалу. Поверь, вскоре деньги оттуда потекут рекой. Тем более, нам это нужно на будущее. И для связей, — успокоил я друга.

К моим, с первого взгляда бредовым идеям он относился спокойно. Удивление они вызывали, но Виктор не спорил, а лишь задавал уточняющие вопросы. Я замечал иногда его задумчивый взгляд. Словно он пытался раскусить: почему его друг неожиданно стал сыпать удачными идеями?

Говорить ему о том, что мне нужна именно сеть клубов, которая впоследствии разрастётся по всей стране, я не стал. Рано. Это сейчас Атлантик-Сити является игорной и развлекательной столицей Штатов. Но мне нужны узнаваемые работающие на меня развлекательные бренды до того, как Лас-Вегас станет всемирно известной точкой притяжения для олигархов и политиков. Кто его знает, может в этом ответвлении истории центр казино из Вегаса сделают вовсе не итальянцы…

Чем дальше я буду развиваться, тем больше людей придётся «просеивать» через свои сети. Продажных политиков, судей, полицейских, начальников городских управлений хозяйством. Все они хотят отдыхать. У них есть жёны и любовницы, которые тащат их в злачные места. Это публика, у которой есть деньги, и они вечно хотят чего-то нового. Новой музыки, коктейлей, редкого виски, необычных представлений и танцев. А я дам им это новое…

Виктор добавил:

— Помнишь шерифа из Аунего? Фила Граймса.

— Конечно, — кивнул я, вспоминая неприятного типа, который с насмешкой отдавал мне обглоданные тела моих людей. А потом ещё и участвовал в нападении на заброшенный заводик.

— Он смог убежать в суматохе штурма из Аунего, как и последний Манфилк. Похоже, Волков вышел на его след. Сектанты проболтались про ночлежку в Гленс-Фоллсе, где он может прятаться. Там его не оказалось, но хозяин ночлежки вспомнил — куда он звонил, перед тем, как съехать? Он, возможно, в Нью-Йорке. Что с ним делать?

— Я решу этот вопрос, — сухо ответил я.

Вот и первая «работа» для Николая Лесного. Каторжник живёт на съёмной квартире и получает жалованье, а я не «свечу» его никому. Про громилу знает только капитан Синицын и я. Из поля зрения адвоката Исаака Ванжевского Николай исчез сразу же, как тот вытащил его из распределительной тюрьмы вслед за мной.

Вообще, шериф Аунего Граймс — интересный кадр. Все они там вроде как были против контактов с внешним миром. Да только вот и Манфилки и он, как ближайшие соратники Хотфилда и Пророка — похоже, вполне часто выбирались «в цивилизацию».

Предстоящий разговор был очень важен. И для меня, и для моего положения в Нью-Йорке. Я морально готовился к нему всю дорогу. Мерседес высадил меня около знаменитых «2222», и Матвей увёз Громова к нашим точкам в Северную часть Чикаго. Я с телохранителем зашёл в обитую красной тканью дверь. Здесь это знак, что внутри можно получить не только еду и выпивку, но и легкодоступных девочек.

Коренастый итальянец ругался с кем-то по телефону. На его бычьей шее даже вены проступали от злости:

— Если он не заплатит до конца недели, то передай ему, что я САМ лично НАВЕЩУ его! И тогда он будет молить Деву Марию, чтобы я просто забрал его бар, а не сделал с ним кое-что похуже!

Он с яростью грохнул трубкой по жалобно звякнувшему телефону и развернулся. Увидел меня и тут же переменился в лице:

— Алекс! Рад тебя видеть? Как добрался?

Удивительное свойство Капоне — он мгновенно разгонялся до всеразрушающего безумия, и тут же остывал, когда разговор касался важных дел.

— Привет,