Военный инженер Ермака. Книга 5 - Михаил Воронцов

— Нет, я чувствую… что-то идет не совсем так. Это не затишье. Враг что-то готовит.

— Что? — спросил я, хотя и сам последние дни действительно не мог отделаться от ощущения, что татары слишком уж странно ведут осаду. Будто выжидают чего-то.

— Пока не понимаю, — Даша покачала головой.

Я встал с лавки, открыл дверь и выглянул на темную улицу. Несколько казаков у ворот острога стояли, задрав голову — ждали очередного прилета.

— Понятно, что они готовятся, но мы тоже готовимся! — повернулся я к Даше. — Что бы они ни придумали, мы их встретим! Что ты предлагаешь сделать?

Даша молча покачала головой, продолжая перебирать бусы. Стекляшки тихо постукивали друг о друга.

— Не знаю, — наконец выдохнула она.

Я подошел к ней и положил руку на плечо. Даша была не из пугливых, но что-то ее действительно задевало.

— Не волнуйся, ложись спать, — сказал я как можно мягче.

В этот момент раздался знакомый уже грохот — очередной горшок с зажигательной смесью врезался во что-то неподалеку. Даша и не вздрогнула. За несколько дней мы все привыкли к этому звуку.

Я вышел на крыльцо. В двух десятках саженей от нашей избы на земле растекалась огненная лужа — горшок промахнулся мимо построек. Несколько казаков уже стояли там с лопатами, деловито засыпая пламя землей. Никакой паники, никакой суеты — отработанные за эти дни движения.

Когда я вернулся, Даша уже убрала бусы в деревянную шкатулку и расстилала на лежанке шкуру.

— Давай спать, — повторил я.

— Хорошо, — кивнула она.

Мы легли, и я притянул Дашу к себе, чувствуя, как напряжены ее плечи. Лучина догорала, отбрасывая на стены пляшущие тени. За окном слышались приглушенные голоса — смена караула на стене. Где-то скрипнула калитка, прокричал петух, спутав время.

Я закрыл глаза, пытаясь заснуть, но чувствовал — Даша не спит. Ее дыхание было слишком ровным, слишком контролируемым. Она лежала, уставившись в темноту, и думала о чем-то своем. О том, что чувствовала, но не могла объяснить словами.

Я обнял ее крепче, и она прижалась ко мне спиной. Но сон не шел ни к ней, ни ко мне. Мы лежали в темноте, слушая, как за стенами нашей избы тихо шуршит ветер, прорываясь сквозь проклятый визг татарских рожков. И оба думали об одном — что ждет нас завтра?

Печь потихоньку остывала, отдавая последнее тепло. В щели между бревнами просачивался холодный воздух. Даша натянула шкуру до подбородка, но я знал — дело было не в холоде. Ее тревога передавалась и мне, расползалась по телу, как утренний туман по реке.

* * *

Холодная сибирская ночь окутывала степь возле Кашлыка. Войско хана Кучума расположилось полукругом вокруг захваченной казаками столицы Сибирского ханства. В темноте, освещаемой лишь редкими кострами, возвышалась громада требушета — огромной осадной машины, привезенной по частям и собранной здесь, на месте. От казачьих пушек ее защищал искусственно насыпанный земляной холм, который татарские воины возводили несколько дней, таская землю в корзинах и мешках.

Неподалеку от требушета стоял Алексей и внимательно следил за тем, как в большом железном котле, подвешенном над костром, подогревалась смола. Татарские воины длинными черпаками помешивали густое содержимое котла. От жара смола становилась более жидкой и пригодной для использования.

Вокруг костра были расставлены десятки глиняных горшков одного размера. К ним то и дело подходили татары, неся в кожаных бурдюках свежую живицу — липкую смолу, собранную с надрезов на соснах и елях в окрестных лесах. Они осторожно выливали тягучую жидкость в горшки, наполняя их доверху. Каждый такой сосуд становился смертоносным снарядом, готовым обрушить огненный дождь на головы защитников Кашлыка.

Алексей поднял руку, и татарские воины, управлявшие требушетом, замерли в ожидании команды. Инженер прищурился, оценивая направление ветра и расстояние до крепостных стен. Затем он указал на один из только что наполненных горшков. Двое татар осторожно подняли его, засунули в сплетенную из прутьев корзину, которая должна была смягчить нагрузку при выстреле и установили снаряд в кожаную пращу метательной машины. Третий воин прикрепил к горшку тлеющий фитиль — пропитанную жиром веревку, которая должна была запалить смолу после того, как горшок разобьется при падении.

— Давай! — скомандовал Алексей на татарском языке.

Десяток воинов навалились на огромное колесо-ворот. Толстые канаты заскрипели, натягиваясь. Массивное плечо требушета начало медленно опускаться, а противовес — огромная корзина, набитая камнями, — поползла вверх. Когда натяжение достигло предела, старший расчета выдернул стопорный клин.

С глухим ударом противовес рухнул вниз. Длинное плечо требушета взметнулось вверх с такой силой, что вся конструкция содрогнулась. Праща раскрылась, и глиняный горшок полетел в ночное небо, описывая высокую дугу. На его боку мерцала крошечная оранжевая точка — огонек фитиля.

В этот момент из темноты появилась фигура в богатом халате и меховой шапке. Это был мурза Карачи. Его узкие глаза блестели в отсветах костров, а лицо выражало удовлетворение.

— Все очень хорошо! — произнес Карачи, подойдя к Алексею.

О чем он говорил, постороннему наблюдателю было непонятно. Но Алексей посторонним не являлся.

Русский инженер обернулся к нему, на мгновение оторвавшись от наблюдения за полетом снаряда.

— Да? — коротко спросил он, явно понимая, что имел в виду мурза.

— Именно так! — улыбаясь, подтвердил Карачи, кивнув головой.

Алексей тоже улыбнулся.

— Когда начнем? — спросил он.

Карачи засмеялся, его губы еще сильнее растянулись в хищной усмешке.

— Очень скоро! Я скажу тебе! — ответил он, глядя куда-то в сторону Кашлыка. — Да ты и сам узнаешь!

С этими словами мурза развернулся и растворился в темноте так же внезапно, как и появился, оставив Алексея стоять у своего требушета. Пока они разговаривали, издалека донесся глухой удар — горшок со смолой достиг цели. На мгновение ночь озарилась оранжевым всполохом пламени.

* * *

Я проснулся от тишины. Той самой, что бывает перед грозой — когда даже сверчки замолкают, чувствуя беду. Привычного гвалта под стенами не было. Никаких барабанов, воплей, визга рожков — ничего. Только треск догорающих углей в печи да мерное дыхание Даши рядом. Она спала, подложив ладонь под щеку, и в слабом свете луны, пробивавшемся сквозь слюдяное оконце, её лицо казалось совсем детским.

Я лежал, вслушиваясь в ночь. Может, Кучумовы псы отступили? Нет, не похоже. За три недели осады они ни разу не давали нам передышки по ночам. Специально орали, чтобы измотать, не дать выспаться. А тут — тишина.

Сердце забилось чаще. Я осторожно приподнялся на локте, стараясь не разбудить жену. Доски под соломенным тюфяком предательски скрипнули. Даша пошевелилась, что-то