Между мирами: Хроники забытого мага - Митя Воронин

У мужчины, поднимающего тяжелые ящики заклинанием, на шее темные прожилки, похожие на корни мёртвого дерева, ползущие к лицу. У пожилой женщины, зажигающей огонь простым щелчком пальцев, руки трясутся так сильно, что она едва держит факел, чуть не роняет его.

Магия требует цену. Высокую цену. Цену жизни. Выхожу на центральную площадь и замираю, запрокинув голову, остановившись посреди потока людей.

В центре возвышается башня: огромная, невероятно высокая, тонкая, изящная. Устремлена в серое небо, словно игла, пронзающая облака, достигающая самих небес. Вся из прозрачного материала, может хрусталь или какое-то магическое стекло. Солнечный свет проходит сквозь неё, преломляется под невероятными углами, рассыпается сотнями радуг, которые танцуют на мостовой, играют на стенах окружающих зданий.

Башня светится изнутри мягким синим сиянием, которое медленно, ритмично пульсирует. Создаётся впечатление, что сооружение живое, дышащее, что у него есть сердце.

Вокруг башни много людей, настоящая толпа. Торговцы с лавками, покупатели, рассматривающие товары, уличные артисты. Кто-то играет на инструментах, похожих на лютни, мелодия странная, но красивая. Кто-то жонглирует горящими шарами, которые не обжигают руки. Я стою с открытым ртом, как деревенский простак, впервые попавший в столицу.

Поднимаю голову ещё выше и вижу их: каменные платформы, парящие в воздухе метрах в двадцати над площадью, медленно движущиеся. На них люди, повозки, какие-то грузы. Платформы медленно движутся по невидимым путям, безопасно, словно по рельсам в воздухе. Воздушный транспорт на магии. Общественный транспорт.

Стою посреди площади, и город кажется невероятным, фантастическим, вырванным из сказки. Но я чувствую холод камня под ногами, запах свежеиспеченного хлеба из соседней лавки, слышу голоса людей, их смех, споры. Реально. Всё это реально, осязаемо.

Желудок сводит резкой болью, напоминая о себе, о том, что я не ел со вчерашнего вечера. Или позавчера? Я уже не помню точно, время смешалось.

Иду к лавке, где продают еду, притягиваемый запахом, как магнитом. Запах свежего хлеба кружит голову, вызывает слюноотделение. На прилавке булки разных размеров, пироги с чем-то, хлебцы. Рядом корзины с фруктами: красными, жёлтыми, каких-то немыслимых форм, похожими на груши, но не груши. Незнакомые, но выглядят аппетитно.

Торговец смотрит на меня оценивающе, полный, бородатый, в запачканном мукой фартуке. Говорит что-то вопросительно, поднимая густую бровь. Показываю на булку, самую большую, потом на себя, пытаясь изобразить жестами, что хочу купить.

Торговец кивает понимающе, явно сталкивался с иностранцами. Протягивает руку и трет большим пальцем по остальным универсальный жест торговли. Плати. Нет денег. Ни местных монет, ни каких-либо других, что могли бы подойти. Показываю пустые карманы, выворачиваю их наизнанку, развожу руками в извиняющемся жесте.

Торговец хмурится сразу, сдвигая густые брови, и лицо становится недружелюбным. Качает головой решительно. Машет рукой грубо уходи, не мешай работать.

— Может, обменять что-то? — бормочу я, зная, что он не поймёт, но надеясь на чудо.

Достаю телефон из кармана. Протягиваю ему, надеясь, что диковинная вещь заинтересует, что он захочет её. Торговец берёт осторожно, вертит в мясистых руках с любопытством, разглядывает со всех сторон.

Нажимает кнопку сбоку экран не включается. Батарея села окончательно. Отдаёт обратно с презрительной гримасой, фыркает. Машет уходи, не морочь голову. Забираю телефон, теперь уже бесполезный, отхожу с опущенной головой.

Следующий торговец. Овощи, разложенные аккуратными горками морковь, что-то похожее на капусту. Показываю на них, на пустые карманы, на себя. Качает головой, даже не слушая дальнейших объяснений.

Третий торговец. Четвертый. Пятый. Результат один и тот же никто не хочет иметь дела с бродягой без денег, никто не верит обещаниям.

Солнце садится за горизонт медленно, окрашивая небо в красноватые тона, потом в фиолетовые. Я бродил по городу несколько часов, и усталость навалилась свинцовой тяжестью. Голоден так, что голова кружится. Измотан до предела. Холодно легкая рубашка не спасает от вечернего ветра, который становится всё сильнее.

Еда. Ночлег. У меня ничего нет, совершенно ничего. Возвращаюсь на центральную площадь медленно, потому что не знаю, куда ещё идти, куда деться. Торговцы сворачивают лавки, складывая товар в ящики и повозки, готовясь к ночи. Площадь постепенно пустеет, люди расходятся по домам.

Сижу у фонтана, обхватив себя руками, пытаясь согреться. Смотрю на воду, которая продолжает бить вверх магической струей, неутомимо. В отражении вижу своё лицо: небритое, усталое, грязное, со следами засохшей крови от царапин. Выгляжу как бродяга, как нищий. Я и есть бродяга теперь.

Желудок сводит очередной острый спазм, и я сжимаюсь, пытаясь унять боль, но это не помогает. Хуже не было никогда в жизни. Даже в студенчестве, когда денег не было совсем, когда питался лапшой быстрого приготовления, я мог хотя бы сварить эту проклятую лапшу на последние копейки.

Здесь у меня ничего нет. Совсем ничего. Поднимаю голову с трудом, и взгляд останавливается на прилавке рядом. Рядом с фонтаном остался один торговец женщина средних лет складывает товары в деревянные ящики методично. На прилавке ещё лежит несколько булок, забытых или специально отложенных на завтра.

Женщина отворачивается, идет к повозке, что-то там ищет, роется в ящиках. Смотрю на булки. На женщину. Снова на булки. Медленно встаю на негнущихся ногах. Делаю шаг к прилавку, сердце колотится в груди так громко, что кажется, весь город слышит. Тянусь к булке дрожащей рукой, руки предательски трясутся. Останавливаюсь в нескольких сантиметрах от тёплой корки.

Воровство. Если поймают то тюрьма, или хуже. Желудок сводит так сильно, что я едва не сгибаюсь пополам от боли, острой и нестерпимой. Не ел больше суток, может, двое. Не выживу без еды это уже не просто голод, а реальная опасность для жизни.

Женщина роется в повозке, спиной ко мне, увлечённая поиском. Не видит меня, не замечает. Протягиваю руку к булке, пальцы почти касаются. Ещё немного…

— Стой! — кричит кто-то сзади громко, и голос ударяет, как плеть, как удар грома.

Резко оборачиваюсь, и душа уходит в пятки, сердце замирает. Стражник. Тот самый, что видел меня у ворот, узнаю лицо. Стоит метрах в десяти, копьё направлено прямо в мою сторону, угрожающе. Указывает на меня свободной рукой.

Торговка выскакивает из-за повозки на шум. Видит меня у прилавка, мою протянутую руку над булками, понимает ситуацию мгновенно. Понимает. Начинает кричать пронзительно, размахивая руками, призывая на помощь, голос становится всё пронзительнее и истеричнее.

Стражник идёт ко мне быстрыми шагами. Лицо суровое, непреклонное, без тени сочувствия. Отступаю на автомате, поднимая руки в примиряющем, умоляющем жесте.

— Не хотел, — бормочу я, зная, что слова бесполезны, но не в силах остановиться. — Просто очень голоден. Очень.

Стражник не останавливается, не замедляется. Хватает